Category: Сочинения по литературе

Пушкин приступил к работе над романом “Капитанская дочка” в начале 1833 года. Осенью 1836 года окончательно обработанный текст романа был представлен в цензуру и через некоторое время напечатан в “Современнике”.

Замысел “Капитанской дочки” мог возникнуть, когда Пушкин еще писал “Дубровского”. Здесь также должна была идти речь о дворянине, связавшем свою судьбу с взбунтовавшимся народом. Впрочем, мы речь поведем о замечательном женском характере этого произведения – о Маше Мироновой.

Маша Миронова – дочь коменданта Белогорской крепости. Это обыкновенная русская девушка, “круглолицая, румяная, с светло-русыми волосами”. По своей натуре она была трусливой: боялась даже ружейного выстрела. Жила Маша довольно замкнуто, одиноко; женихов в их деревне не было. Мать ее, Василиса Егоровна, говорила о ней: “Маша; девка на выданье, а какое у ней приданое? – частый гребень, да веник, да алтын денег, с чем в баню сходить. Хорошо, коли найдется добрый человек; а то сиди себе в девках вековечной невестою”.

Познакомившись с Гриневым, Маша полюбила его. После ссоры Швабрина с Гриневым она рассказала последнему про предложение Швабрина стать его женой. На это предложение Маша, естественно, ответила отказом: “Алексей Иваныч, конечно, человек умный, и хорошей фамилии, и имеет состояние; но как подумаю, что надобно будет под венцом при всех с ним поцеловаться. Ни за что! Ни за какие благополучия!” Маша, не мечтавшая о сказочном богатстве, не хотела выходить замуж по расчету.

На дуэли со Швабриным Гринев был тяжело ранен и несколько дней пролежал без сознания. Все эти дни Маша ухаживала за ним. Придя в себя, Гринев признается ей в любви, после чего “она безо всякого жеманства призналась Гриневу в сердечной склонности и сказала, что ее родители будут рады ее счастью”. Но Маша не хотела выходить замуж без благословения его родителей. Благословения Гринев не получил, и Маша сразу же отдалилась от него, хотя ей очень трудно было это сделать, так как ее чувства по-прежнему были очень сильны.

После захвата крепости Пугачевым родители Маши были казнены, а ее спрятала в своем доме попадья. Швабрин, запугав попа с попадьей, забрал Машу и посадил под замок, надеясь тем самым получить ее согласие выйти замуж за него. К счастью, ей удается отправить письмо Гриневу с просьбой об освобождении: “Богу угодно было лишить меня вдруг отца и матери: не имею на земле ни родни, ни покровителей. Прибегаю к вам, зная, что вы всегда желали мне добра и что вы всякому человеку готовы помочь”.

Гринев не оставил ее в трудную минуту и приехал вместе с Пугачевым. У Маши состоялся разговор с Пугачевым, из которого тот узнал, что Швабрин ей не муж. Она сказала: “Он мне не муж. Я никогда не буду его женою! Я лучше умру, если меня не избавят”. После этих слов Пугачев все понял: “Выходи, красная девица; дарую тебе волю”: Маша видела перед собой человека, который был убийцей ее родителей, и, наряду с этим, ее избавителем. И вместо слов благодарности “она закрыла лицо обеими руками и упала без чувств”.

Пугачев отпустил Гринева с Машей, сказав при этом: “Возьми себе свою красавицу; вези ее куда хочешь, и дай вам Бог любовь да совет!” Они поехали к родителям Гринева, но в дороге случилось так, что Гринев был вынужден оставить свою любимую на время (воевал в другой крепости), а Маша с Савельичем продолжили свой путь. Родители Гринева хорошо приняли Машу: “Они видели благодать Божию в том, что имели случай приютить и обласкать бедную сироту. Вскоре они к ней искренно привязались, потому что нельзя было ее узнать и не полюбить”. Любовь Гринева к Маше уже не казалась его родителям “пустою блажью”, они только и желали, чтобы их сын женился на капитанской дочке.

Вскоре Гринева арестовали. Маша очень сильно переживала, ведь она знала настоящую причину ареста и считала себя виновной во всех несчастьях Гринева. “Она скрывала от всех свои слезы и страдания и между тем непрестанно думала о средствах, как бы его спасти”.

Маша собралась ехать в Петербург, сказав родителям Гринева, что “вся будущая судьба ее зависит от этого путешествия, что она едет искать покровительства и помощи у сильных людей как дочь человека, пострадавшего за свою верность”. В Царском Селе, гуляя по саду, она встретилась и разговорилась с одной знатной дамой. Маша рассказала ей про Гринева, и дама обещала помочь. Вскоре Машу позвали во дворец. Во дворце она узнала в императрице ту самую даму, с которой разговаривала в саду. Императрица объявила ей об освобождении Гринева, сказав при этом: “Я в долгу перед дочерью капитана Миронова”.

Во встрече Маши с императрицей по-настоящему раскрывается характер капитанской дочки – простой русской девушки, трусливой по натуре, как говорила ее собственная мать, но нашедшей в себе в необходимый момент достаточно силы, твердости духа и непреклонной решительности, чтобы добиться оправдания своего ни в чем не виновного жениха.

Пушкиным не бейте!

Ибо бьют вас – им!

М. Цветаева

Марину Цветаеву я считаю принцессой русской поэзии. Она так самоотреченно была влюблена в поэзию, что часто в других любила ее больше, чем в себе. Отсюда столько посвящений великим поэтам, ее современникам, ее принцам духа: А. Блоку, В. Маяковскому, Б. Пастернаку, П. Антокольскому и многим другим. Перечисленных поэтов она знала лично. Поразительно, но иногда мне кажется, что Цветаева считала Пушкина своим современником, вопреки времени и здравому смыслу. Это ощущение не покидало меня во время прочтения ее поэтической прозы “Мой Пушкин”.

Своим воображением Цветаева однажды в детстве создала себе живого поэта Пушкина, да так и не отпускала его ни на шаг от своей души всю жизнь. Обстоятельства ей помогли. Вспомним случай, когда отец маленькой Марины привел в дом сына Пушкина и девочка приняла его за настоящего поэта.

Пушкина рядом с Цветаевой я всегда представляю в окружении его знаменитых героев, и Марина с детской непосредственностью и восторгом наблюдает, как благороден Дубровский, стоящий перед Машей в саду, как очаровательна Татьяна Ларина, дающая отповедь Онегину, какой страшный и прекрасный Пугачев! Как замечательный русский художник Илья Глазунов изобразил на одном холсте почти всех великих россиян и назвал картину “Великая Россия”, так и я себе представляю еще не написанную картину, на которой М. Цветаева рядом с А. Пушкиным в окружении множества персонажей его произведений. Лицо Цветаевой при этом светится блаженством и счастьем.

Эта фантазия не случайна. Я знаю, что Цветаева любила играть в красивые и сложные игры. Обычные детские игрушки ее не интересовали никогда. Ее любимой “игрушкой” был опять же Пушкин. Она то обряжала его во фрак и цилиндр, то облачала в охотничий костюм и сажала верхом на лошадь. Или вдруг на месте Дубровского в темном саду оказывался сам Пушкин, и Машу это нисколько не удивляло, а даже наоборот – приводило в восторг. Татьяна Ларина, в свой черед, поднимает глаза и видит, что перед ней вовсе не Онегин, а… В такой ситуации Татьяна просто должна упасть в обморок от неразрешимости выбора. Все-таки Пушкин на голову выше всех прекрасных генералов и поэтичных Онегиных, вместе взятых. А блистательный Сильвио из “Повестей Белкина”! Конечно, только Пушкин мог позволить себе такие игры с судьбой.

Итак, заполнив всю воображаемую жизнь Цветаевой, поэт, естественно, вторгся и в ее собственную поэзию. Одно за другим стали появляться посвящения Пушкину. Наиболее зрелый, я считаю, цикл “Стихи Пушкина”.

В эти стихи вместе с самим Александром Сергеевичем перекочевали и почти все его герои:

Бич жандармов, бог студентов,

Желчь мужей, услада жен,

Пушкин – в роли монумента?

Гостя каменного? – он,

Скалозубый, нагловзорый

Пушкин – в роли Командора?

В это стихотворение и “Медный всадник” прискакал, и “Небо Африки” возникло, и даже “Ваня бедный” появился:

Трусоват был Ваня бедный,

Ну, а он – не трусоват.

Естественно, Пушкин был для Цветаевой олицетворением мужественности. И вообще идеалом мужчины. Казалось бы, зрелости эта игра в Пушкина должна была незаметно сойти за нет, уступив место более реалистическому мироощущению. Но возникло очередное явление Пушкина в духовном лире Цветаевой в качестве волшебного, божественного существа, подаренного ей русской историей и царем, наперсником Зога на земле:

И шаг, и светлейший из светлых

Взгляд, коим поныне светла…

Последний – посмертный – бессмертный

Подарок России – Петра.

Появление в России Пушкина – потомка арапа Петра I Ганнибала, Цветаева напрямую связывает с божественной волей.

Подтверждением божественного происхождения Пушкина могут служить и такие ее строки:

То – серафима

Сила – была:

Несокрушимый Мускул – крыла.

Русские поэты еще много раз будут открывать для себя нового Пушкина, но мне более по душе цветаевский Пушкин – воплощение красоты, мужества, ума и бесконечности.

“Евгений Онегин” – неисчерпаемое по содержанию произведение, в котором разнообразна авторская интонация. В ней наряду с лиризмом, грустью часто звучит ирония. Ноты иронии заметны в тех частях произведения, где повествуется об Онегине: с одной стороны, он претендует на “значительность”, с другой стороны – не может ничего свершить. Для настоящего дела “рано чувства в нем остыли”, он был “угрюм”, но за этой угрюмостью нет концентрации мысли. Он “зевая за перо взялся” – все его действия и мысли порождены чуть ли не зевотой. Он томится “душевной пустотой”, а его “неподражательная странность” бесплодна. Обращена ирония Пушкина и на Ленского, на его стихи, которые “полны любовной чепухи, звучат и льются”. Писал Владимир, по замечанию Пушкина, “темно и вяло”. Иронична и такая деталь: сочиняя в ночь перед дуэлью стихи, “на модном слове идеал Тихонько Ленский задремал”. Ироничные замечания Пушкин дает и о поместном дворянстве. Иронично названы автором гости, съехавшиеся на именины Татьяны, им даны говорящие фамилии: Пустяков, Петухов, Скотинин и другие. Но есть одна героиня, которой ирония почти не касается, – это Татьяна Ларина, “милый идеал”. Авторская ирония придает роману в стихах “Евгений Онегин” особую прелесть и очарование, помогает глубже, реалистичнее показать образы героев произведения

“Родина не есть условность территории, а принадлежность памяти и крови, – писала Марина Цветаева. – Не быть в России, забыть Россию – может бояться только тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри – тот теряет ее лишь вместе с жизнью”.

Вслед за великими поэтами России Марина Ивановна Цветаева пронесла; в душе и воспела в лирике большое и святое чувство к родине. Покинув страну из-за мужа – белого офицера, она в душе никогда не считала себя эмигранткой, жила интересами России, восхищалась ее успехами и, страдала из-за неудач. Цветаева винила во всех своих несчастьях себя и страстно мечтала вернуться в Россию:

Даль, прирожденная, как боль,

Настолько родина и столь –

Рок, что повсюду, через всю

Даль – всю ее с собой несу!

Человеку не дано распоряжаться судьбой, к Марине Цветаевой жизнь очень часто была жестока. Но, несмотря на все трудности и испытания, Цветаева никогда не роптала, гордо и терпеливо несла свой крест, оставаясь верной себе, своим принципам и идеалам, своей родине:

От неиспытанных утрат –

Иди – куда глаза глядят!

Всех стран – глаза, со всей земли –

Глаза, и синие твои

Глаза, в которые гляжусь:

В глаза, глядящие на Русь.

В стихах, обращенных к сыну, Цветаева призывает не отрываться от родных корней, быть патриотом своей страны. Она не мыслила себя без России, а сын был ее вторым “я”. Марина Ивановна чувствовала вину перед сырном, лишенным родины. По признанию Цветаевой, она “накачала его Россией”. Вернувшись на родину, он ушел на фронт и погиб в 1943 году. Но эту боль Марине Ивановне уже не суждено было пережить.

Вдали от своей страны Цветаева работала во имя будущего, она свято верила, что вернется назад, а уж дети – наверняка. Жить вдали от России сложно, ведь читатели ее произведений остались “там”, да и душа рвалась на родину. В “Стихах к сыну” Марина Ивановна писала:

Я, что в тебя – всю Русь

Вкачала – как насосом!

Бог видит – побожусь1. –

Не будешь ты отбросом

Страны своей.

Россия строилась, жила своей жизнью. Марина Ивановна поняла, что погибнет, если не вернется, но и возвращаться – на погибель. Как всегда, ее душу терзали противоречия, но решение вернуться взяло верх. Если уж суждено погибнуть, так уж лучше на родине. Действительность оказалась намного суровее, чем представлялась издалека. Цветаева восприняла все как данность. Она предпочла уйти:

Наконец-то встретила

Надобного – мне:

У кого-то смертная

Надоба во мне.

Что для ока – радуга,

Злаку – чернозем –

Человеку – надоба

Человека – в нем.

Марина Цветаева после семнадцати лет, проведенных на чужбине, мечтала вернуться в Россию “желанным и жданным гостем”, но судьба распорядилась иначе…

Вокруг талантливые трусы

И обнаглевшая бездарь!..

И только вы, Валерий Брюсов,

Как некий равный государь…

И. Северянин

Мне кажется, что поэзия Валерия Брюсова стоит как-то особняком от основного потока “серебряного века”. И сам он, как личность, резко отличается от современных ему поэтов. Он весь городской, кубообразный, жесткий, с хитринкой и очень волевой человек. Этот облик возник у меня после прочтения мемуаров о нем и различных литературоведческих статей, где его имя так или иначе фигурировало. Его не любили, как О. Мандельштама, Вяч. Иванова, И. Северянина или Е. Бальмонта. В нем, видимо, не было определенного личного обаяния. Как, впрочем, нет обаяния в городском пейзаже. Я уверена, что на любой, пусть даже самый красивый город никто не взглянет с таким умилением, как на сельский пейзаж.

Следует отметить, что такое направление его творчества было подготовлено семейными традициями. Воспитывали Брюсова, как он вспоминал, “в принципах материализма и атеизма”. Особо почитавшимися в семье литераторами были Н. А. Некрасов и Д. И. Писарев. С детства Брюсову прививались интерес к естественным наукам, независимость суждений, вера в великое предназначение человека-творца. “От сказок, от всякой “чертовщины” меня усердно оберегали, – вспоминал Брюсов, – зато об идеях Дарвина и о принципах материализма я узнал раньше, чем научился умножению. Нечего говорить, что о религии в нашем доме и помину не было… после детских книжек настал черед биографий великих людей… Эти биографии произвели на меня сильнейшее впечатление: я начал мечтать, что сам непременно сделаюсь “великим…” Такие начала воспитания сказались на всем дальнейшем жизненном и творческом пути Брюсова.

Основой поэтической практики и теоретических взглядов молодого Брюсова на искусство стали индивидуализм и субъективизм. В тот период он считал, что в поэзии и искусстве на первом месте сама личность художника, а все остальное – только форма.

Другой темой Брюсова стала тема города, прошедшая через все творчество поэта. Продолжая и объединяя разнородные традиции (Достоевского, Некрасова, Верлена, Бодлера и Верхарна), Брюсов стал, по сути, первым русским поэтом-урбанистом XX в., отразившим обобщенный образ новейшего капиталистического города. Вначале он ищет в городских лабиринтах красоту, называет город “обдуманным чудом”, любуется “буйством” людских скопищ и “священным сумраком” улиц. Но при всей своей урбанистической натуре Брюсов изображал город трагическим пространством, где свершаются темные и непристойные дела людей: убийства, разврат, революции и т. д.

Стихи Брюсова перекликались со стихами сверхурбаниста В. Маяковского. Брюсов писал:

Ах, не так ли Египты, Ассирии,

Римы, Франции, всяческий бред, –

Те империей, те утлее, сирее, –

Все в былом, в запруду, в запрет.

Так в великом крушеньи давно ль оно? )…

Брюсов пытается предрекать падение и разрушение городов как порочного пространства, но у него это получается хуже, чем у Маяковского или, например, Блока.

Протест против бездушия городской цивилизации приводил Брюсова к раздумьям о природе, оздоравливающих начал которой поэт не признавал в своем раннем творчестве. Теперь он ищет в природе утраченную современным человеком цельность и гармоничность бытия. Но следует отметить, что его “природные” стихи значительно уступают его урбанистической лирике.

С большой художественной силой миру растворенной в городе пошлости противостоит у Брюсова поэзия любви. Стихи о любви сгруппированы, как и стихи на другие темы, в особые смысловые циклы – “Еще сказка”, “Баллады”, “Элегии”, “Эрот, непобедимый в битве”, “Мертвые напевы” и др. Но мы не найдем в стихотворениях этих циклов напевности, душевного трепета, легкости. У Брюсова любовь – всепоглощающая, возведенная до трагедии, “предельная”, “героическая страсть”. За Брюсовым, как известно, всю жизнь влачился темный хвост различных сплетен и слухов. Он. появлялся в самых шумных ресторанах, имел романы с известными дамами.

Во времена новых революционных преобразований в городе наступила довольно неуютная и тревожная жизнь, нищета была всеобщей. Но Брюсов относился к этому с присущим ему сарказмом. Недаром в свое время было написано:

Прекрасен в мощи грозной власти

Восточный царь Ассаргадон,

И океан народной страсти,

В щепы дробящий утлый челн.

В поэзии Брюсова город неотделим от его личности, и в трагедийности города прежде всего чувствуется трагедия самого автора, для которого нередко трагедии превращаются в фарс:

Вновь я хочу все изведать, что было,

Ужас и скорбь, и любовь!..

Мне кажется, что отобразить трагедийный мир современного города Брюсову удалось более полно в его знаменитом цикле стихотворений “В стенах”:

Словно нездешние тени,

Стены меня обступили.

Думы былых поколений!

В городе я как в могиле.

Здания – хищные звери

С сотней несытых утроб!

Страшны закрытые двери:

Каждая комната – гроб!

Или еще:

Мы дышим комнатною пылью,

Живем среди картин и книг…

Поэт с живой страстью откликался на все важнейшие события современности. В начале века русско-японская война и революция 1905 года становятся темами его творчества, во многом определяют его взгляд на жизнь и искусство. В те годы поэт заявлял о своем презрении к буржуазному обществу, но и к социал-демократии проявлял недоверие, считая, что она посягает на творческую свободу художника. Однако в революции Брюсов видел не только стихию разрушения, он воспевал счастливое будущее “нового мира” как торжество демократии, “свободы, братства, равенства” (“К счастливым”, 1904-1905), славил певцов борьбы:

Поэт – всегда с людьми, когда шумит гроза,

И песня с бурей – вечно сестры…

Стихи Брюсова о первой русской революции, наряду со стихами Блока, являются вершинными произведениями, написанными на эту тему поэтами начала века.

А вот в годы реакции поэзия Брюсова уже не поднимается до высокого жизнеутверждающего пафоса. Перепеваются старые мотивы, усиливается тема усталости и одиночества:

Холод, тело тайно сковывающий,

Холод, душу очаровывающий…

Все во мне – лишь смерть и тишина,

Целый мир – лишь твердь и в ней луна.

Гаснут в сердце невзлелеянные сны,

Гибнут цветики осмеянной весны…

Но и в этот период творчества поэт продолжает славить человека-труженика, искателя и созидателя, верит в будущее торжество революции.

Послеоктябрьские стихи Брюсова открывают последний период его литературного пути, представленный сборниками “В такие дни”, “Миг”, “Дали”. Поэт ищет новые художественные формы для выражения нового поворота в своем мировоззрении и воссоздания в искусстве революционной действительности (“Третья осень”, “К русской революции”). В сборниках “Дали” и “Меа” Брюсов представляет образцы “научной поэзии” (“Мир электрона”, “Мир N-измерений” и др.)

Оригинальное художественное творчество Брюсова не ограничивается стихами. Зная основные классические и европейские языки, Брюсов активно занимался переводами. Он переводил Метерлинка, Вердена, Гюго, Эдгара По, Верхарна, Райниса, финских и армянских поэтов.

В Брюсове помимо дара художника жил неукротимый дух исследователя, который искал рационалистические “ключи тайн” к самым сокровенным человеческим чувствам, а также стремился понять причины рождения новых форм в искусстве, логику их развития. Брюсов внес значительный вклад в русскую культуру; современные читатели благодарны этому человеку и поэту за то, что он своим творчеством создавал эпоху “серебряного века”, эпоху блистательных достижений русской поэзии.

А. А. Фет вошел в историю русской поэзии как прекрасный поэт-лирик, чьи стихотворения поражают нас красотой и возвышенностью чувств, эмоциональной силой, яркостью и сочностью красок. Ему присуща уникальная способность поразительно точно передавать каждую деталь, мельчайшую подробность. При этом поэт не углубляется в смысл происходящего, но интонацией, звуком вызывает невероятно сильное впечатление.

Своеобразие поэтического стиля Фета состоит в его умении конкретно и точно передавать мимолетные душевные настроения и состояния. Он сам очень четко сформулировал и объяснил эту особенность своего восприятия окружающей действительности: “Для художника впечатление, вызвавшее произведение, дороже самой вещи, вызвавшей это впечатление”.

Для его лирики характерна постоянная смена настроения, но поэт всегда придерживается точности в передаче психологического состояния героя. Он всегда стремился в своих стихах воплотить само “вещество существованья”, отразить реальность и богатство мира, данное человеку в его непосредственном восприятии. Очень часто поэт обращается в своих стихотворениях к природе, видя в ней космическую, всемогущую, захватывающую силу, неподвластную пониманию человека:

Расписные раковины блещут В переливах чудной позолоты, До луны жемчужной пеной мещут И алмазной пылью водометы… … Переходят радужные краски, Раздражая око светом ложным; Миг еще – и нет волшебной сказки, И душа опять полна возможным.

Но зеркальный месяц и далекие звезды, весенний ручей и искристый снег, печальная береза и душистая верба – все это для Фета не просто объекты любования, а своеобразное отражение чувств человека, его надежд и переживаний, его радостей и тревог. Картины природы, волшебство вечеров и ночей, “весны таинственная сила”, “чудные картины” зимы всегда вызывали живое волнение в душе поэта, они помогали ему передать те чувства, те настроения, которые он не мог и не хотел выражать простыми привычными словами.

Своеобразие видения мира Фетом часто выражается и в самих стихотворных строчках – прерывистых, как будто поэт что-то не договаривает:

Шепот, робкое дыханье,

Трели соловья, Серебро и колыханье

Сонного ручья, Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца, Ряд волшебных изменений

Милого лица…

Значительное место в творчестве Фета занимает любовная лирика. Поэт изображает внутренний мир любящего человека, его чувства, его радости и страдания. При этом он не описывает самих героев, не передает процесс развития чувств, а лишь выхватывает отдельные мгновения, сиюминутные переживания и настроения. При этом каждое такое мгновение насыщенно живыми деталями, наглядными образами, богатством красок, разнообразием волнующих слуховых и зрительных ощущений.

Эх, шутка-молодость! Как ранний снег Всегда и чист и свеж! Царица тайных нег, Луна зеркальная над древнею Москвою Одну выводит ночь блестящей за другою. Что, все ли улеглись, уснули? Не пора ль?.. На сердце жар любви, и трепет, и печаль!..

Чуткий художник зорко вглядывается в окружающий мир, всей душой впитывает его. Но показывает нам этот мир таким, каким он увидел, почувствовал его в данный момент. Однако именно эта мимолетность и вызывает удивительную полноту эмоций, целиком погружает нас в душевный мир лирического героя, заставляет чувствовать, волноваться, радоваться и грустить вместе с ним:

Снова в сердце ничем не умеришь

До ланит восходящую кровь, И душою подкупленной веришь, Что как мир, бесконечна любовь.

Трудно переоценить значение лирики этого замечательного поэта. Его стихотворения способны вызывать в душе самые светлые и искренние чувства. Они делают наш внутренний мир богаче, светлее, ярче; учат жить настоящей жизнью, полной разнообразных переживаний и впечатлений.

Толстой Лев Николаевич 1828-1910

Юность

По жанру “Юность” – повесть.

Главные герои: Николай Иртеньев, Владимир – его брат, Люба – его сестра, Дмитрий Нехлюдов – друг Владимира, Любовь Сергеевна – знакомая Нехлюдова, Авдотья Васильевна Епифанова – новая жена Петра Алексеевича Иртеньева.

Завязка: Николай Иртеньев поступает в университет.

Кульминация: Николай проваливает экзамены, так как мало занимался. Его просят покинуть университет.

Развязка: Николай решает вновь вести праведный образ жизни.

План произведения

1. Читатель встречается с повзрослевшими героями.

2. Николай поступает в университет.

3. Как юноша отмечает это событие.

4. Николай наносит визиты старым знакомым.

5. Юноша знакомится с семьей своего друга Нехлюдова и Любовью Сергеевной, в которую влюбляется.

6. Размышления Николая о любви, о прочитанном в книгах, об отношении к людям.

7. Отец вторично женится. Они переезжают в Москву. Отношение детей к мачехе.

8. Николай побывал на взрослом балу. Он разочарован.

9. Провал экзаменов в университет.

О лирике Пушкина говорить и трудно и легко. Трудно, потому что это

разносторонний поэт. Легко, потому что это необычайно талантливый поэт. Вспомним, как он определил сущность поэзии:

Свободен, вновь ищу союза

Волшебных звуков, чувств и дум.

Я обратил внимание на то, что непременным условием творчества поэт считает свободу. Пушкин уже к семнадцати годам был вполне сложившимся поэтом, способным соперничать с такими маститыми светилами, как Державин, Капнист. Поэтические строки Пушкина в отличие от громоздких строф Державина обрели ясность, изящество и красоту. Обновление русского языка, столь методично начатое Ломоносовым и Карамзиным, завершил Пушкин. Его новаторство нам потому и кажется незаметным, что мы сами говорим на этом языке. Бывают поэты “от ума”. Их творчество холодно и тенденциозно. Другие слишком много внимания уделяют форме. А вот лирике Пушкина присуща гармоничность. Там все в норме: ритм, форма, содержание.

Брожу ли я вдоль улиц шумных,

Вхожу ли в многолюдный храм,

Сижу ль средь юношей безумных,

Я предаюсь моим мечтам.

Так начинается одно из самых блистательных стихотворений Пушкина. Музыкальное повторение у и ли не кажется нарочитым, но создает особую мелодию стиха, всецело подчиняемую общей идее произведения. Поэта мучает мысль о скоротечности жизни, о том, что на смену ему придут новые поколения и он, возможно, будет забыт. Эта печальная мысль развивается на протяжении нескольких строф, но затем, по мере того как она уступает место философскому примирению с действительностью, меняется и звуковой настрой стихотворения. Элегическая протяженность исчезает, последние строки звучат торжественно и спокойно:

И пусть у гробового входа

Младая будет жизнь играть,

И равнодушная природа

Красою вечною сиять.

Исключительное художественное чутье Пушкина руководило им в выборе ритма, размера. Удивительно точно воспроизводится тряска дорожного экипажа:

Долго ль мне гулять на свете

То в коляске, то верхом,

То в кибитке, то в карете,

То в телеге, то пешком?

Когда читаешь стихотворение “Обвал”, невольно приходит на память гулкое горное эхо, возникают в воображении угрюмые очертания скал и обрывов.

…И ропщет бор,

И блещут средь волнистой мглы

Вершины гор.

Пушкин, как никто, умел радоваться красоте и гармонии мира, природы, человеческих отношений. Тема дружбы – одна из ведущих в лирике поэта. Через всю свою жизнь он пронес дружбу с Дельвигом, Пущиным, Кюхельбекером, зародившуюся еще в лицее. Многие вольнодумные стихи Пушкина адресованы друзьям, единомышленникам. Таким является стихотворение “К Чаадаеву”. В строках, лишенных всякой иносказательности, поэт призывает друга отдать свои силы освобождению народа.

Пока свободою горим,

Пока сердца для чести живы,

Мой друг, отчизне посвятим

Души прекрасные порывы!

Столь же недвусмысленный призыв к восстанию содержится и в знаменитой оде Пушкина “Вольность”. Главная мысль оды в том, что “вольность” возможна и в монархическом государстве, если монарх и народ строго следуют законам, в том числе и моральным. Пушкин призывает к этому, но вместе с тем звучит предупреждение тиранам:

Тираны мира! трепещите!

Поэтические проклятия в их адрес занимают целую строфу.

Самовластительный злодей!

Тебя, твой трон я ненавижу

Твою погибель, смерть детей.

С жестокой радостию вижу.

Читают на твоем челе

Печать проклятия народы.

Ты ужас мира, стыд природы,

Упрек ты богу на земле.

Царь рассвирепел, прочитав эти строки. “Пушкина надо сослать в Сибирь, – заявил он. – Он бунтовщик хуже Пугачева”.

На зловещем контрасте безмятежной природы и ужасов крепостничества строится “Деревня”. Стихотворение условно можно разделить на две части. Первая часть – это “приют спокойствия”, где все полно “счастья и забвенья”. Казалось бы, по тону первой части ничто не предвещало взрыва негодования. Даже подбор оттенков говорит нам о радужных картинах сельской природы:”душистые скирды”, “светлые лучи”, “лазурные равнины”. Иначе, “везде следы довольства и труда”. Но вторая часть стихотворения несет антикрепостническую

направленность. Именно здесь, в деревне, Пушкин видит зловещую причину всех бедствий – крепостное право, “рабство тощее”, “барство дикое”. Заканчивается стихотворение риторическим вопросом:

Увижу ль, о друзья! народ не угнетенный

И рабство, падшее по манию царя,

И над отечеством свободы посвященной

Взойдет ли, наконец, прекрасная заря?

Но царь не внял призывам поэта. Пушкина ожидала ссылка. Правда, благодаря Жуковскому, северную ссылку заменили южной. Во время восстания декабристов Пушкин жил в Михайловском. Здесь его застала весть о жестокой расправе над ними. Он пишет замечательное стихотворение “В Сибирь”,

которое передает декабристам через Екатерину Трубецкую. Он посылает друзьям слова утешения:

Не пропадет ваш скорбный труд

И дум высокое стремленье

Пушкин был не только единомышленником декабристов, его стихи воодушевляли их. Каждое новое произведение было событием, переписывалось из рук в руки. Об этом говорится в стихотворении “Арион” :

…..А я – бесконечной веры полн, –

Пловцам я пел…

Певец оказывается единственным, кто уцелел после “грозы”. Но он остается верен своим убеждениям: ” я гимны прежние пою”.

Быть с друзьями в беде – священный долг каждого человека. Высокие чувства любви и дружбы неизменно сопутствуют Пушкину, не дают ему впасть в отчаянье. Любовь для Пушкина – высочайшее напряжение всех душевных сил.

Как бы ни был человек подавлен и разочарован, какой бы мрачной ни казалась ему действительность, приходит любовь – и мир озаряется новым светом.

Самым изумительным стихотворением о любви, на мой взгляд, является стихотворение ” Я помню чудное мгновенье”. Пушкин умеет найти удивительные слова, чтобы описать волшебное воздействие любви на человека:

Душе настало пробужденье:

И вот опять явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

Женский образ дан лишь в самых общих чертах: “голос нежный”, “милые черты”. Но даже эти общие контуры женского образа создают впечатление возвышенного, необычайно прекрасного.

В стихотворении “Я вас любил” показано, что настоящая любовь не эгоистическая. Это светлое, бескорыстное чувство, это желание счастья любимой. Пушкин находит удивительные строки, хотя слова совершенно простые, повседневные. Наверно, именно в этой простоте и повседневности проявляется красота чувств и нравственная чистота:

Я вас любил так искренно, так нежно,

Как дай вам бог любимой быть другим

Особое внимание хотелось бы обратить на стихотворение “Мадонна”

Это стихотворение Пушкин посвятил своей жене. Радость и счастье от долгожданного брака (он трижды делал предложение Н. Н. Гончаровой)

выразились в строках:

Исполнились мои желания. Творец

Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,

Чистейшей прелести чистейший образец

Поэзия Пушкина обладает удивительным даром. Она как живительный бальзам

воздействует на человека. Стихотворения Пушкина мы знаем с юных лет,

но только через какое-то время, иногда много лет спустя, мы открываем для себя заново сказочный мир его поэзии и не устаем поражаться ее кристальной

чистоте, ясности, одухотворенности. Поэзия Пушкина вечна, ибо она обращена ко всему прекрасному в человеке.

И. А. Гончаров работал над романом “Обломов” в течение десяти лет. В этом романе автор выразил свои убеждения и надежды, отобразил те проблемы, которые волновали его, вскрыл причины этих проблем. Поэтому образ Ильи Ильича Обломова и Андрея Ивановича Штольца приобрели типичные черты, а слово “Обломовщина” стало нарицательным.

Чтобы понять характер человека, его поступки, надо обратиться к его истокам, и детству, юности, воспитанию, окружению, к полученному образованию. В Илюше сосредоточилась сила всех поколений его предков, в нем были задатки человека нового времени, способного на плодотворную деятельность. Но все стремления самостоятельно познавать мир пересекались нянькой, не спускавшей с него глаз. Он рос внимательным и любознательным ребенком, все напитывает его мягкий ум живыми примерами и бессознательно чертит программу своей жизни по жизни, его окружавшей. “Главная забота” в жизни – хорошая еда, а потом крепкий сон. Этому правилу он будет следовать всю свою жизнь. В таких условиях сложилась апатичная, ленивая, трудная на подъем натура Ильи Ильича. Он был окружен чрезмерными заботами родителей, нянек, слуг. В образовании они видели только путь для продвижения чинов, наград и прочих отличий, выгодных для будущего. Это все пагубно сказалось на Илье: он не привык к систематическим занятиям, никогда не хотел узнать больше, чем задавал учитель. Обломов боялся трудностей, ему было лень приложить даже малейшее усилие к решению насущных проблем. Он утешал себя словами “авось”, “может быть”, “как-нибудь”. Он готов был переложить дело на кого угодно, не заботясь об исходе этого дела и о порядочности человека, которому его поручил. Он не допускал даже мысли о возможности обмана, у него отсутствовали элементарная осмотрительность и практичность. Этим пользовались хитрые и ловкие люди. Встреча с Ольгой изменила Обломова, но все же не настолько, чтобы отказаться от своей спокойной и размеренной жизни. В конце концов он ее теряет и мещанское болото засасывает его уже навсегда. Ни Штольц, ни Ольга не в силах изменить его натуру, испорченную с детства. Он окончательно отдаляется от всего мира, не встречается ни с кем, забывает друзей и знакомых. У него нет сил противостоять трудностям жизни, он плывет по течению.

Однажды он заболел и его навестил доктор. После осмотра он сказал ему, что от лежания и жирной пищи его года через два-три хватит удар, советует ехать за границу лечиться и встряхнуться. Обломов в ужасе, он задумывается о своих “несчастьях”, потом засыпает и ему снится сон, в котором проходят все этапы его жизненного пути.

Вначале Илье Ильичу снится пора, когда ему всего семь лет. Он просыпается в своей постельке. Няня одевает его, ведет к чаю. Весь “штат и свита” дома Обломовых тут же подхватывают его, начинают осыпать ласками и похвалами. После этого начиналось кормление его булочками, сухариками и сливочками. Потом мать, приласкав его еще, “отпускала гулять в сад, по двору, на луг, с строгим подтверждением няньке не оставлять ребенка одного, не допускать к лошадям, к собакам, к козлу, не уходить далеко от дома, а главное, не пускать его в овраг, как самое страшное место в околотке, пользовавшееся дурною репутацией”. День в Обломовке проходит бессмысленно, в мелочных заботах и разговорах.

Следующая пора, которая снится Обломову, – он немного постарше, и няня рассказывает ему сказки. “Взрослый Илья Ильич хотя после и узнает, что нет медовых и молочных рек, нет добрых волшебниц, хотя и шутит он с улыбкой над сказаниями няни, но улыбка эта неискренняя, она сопровождается тайным вздохом: сказка у него смешалась с жизнью, и он бессильно грустит подчас, зачем сказка не жизнь, а жизнь не сказка… Его все тянет в ту сторону, где только и знают, что гуляют, где нет забот и печалей; у него навсегда остается расположение полежать на печи, походить в готовом, незаработанном платье и поесть на счет доброй волшебницы.”

Жизнь в Обломовке вялая, крайне консервативная. Илюшу лелеют, “как экзотический цветок в теплице”. “Ищущие проявления силы обращались внутрь и никли, увядая”. Родители “мечтали о шитом мундире для него, воображали его советником в палате, а мать даже и губернатором; но всего этого хотелось бы им достигнуть как-нибудь по дешевле, с разными хитростями обойти тайком разбросанные по пути просвещения и частей камни и преграды, не трудясь перескакивать через них, то есть, например, учиться слегка, не до изнурения души и тела, не до утраты благословенной, в детстве приобретенной полноты, а так, чтоб только соблюсти предписанную форму и добыть как-нибудь аттестат, в котором бы сказано было, что Илюша прошел все науки и искусства”.

Роман Гончарова “Обломов” вышел в свет в 185 году, когда Россия стояла на пороге перемен экономической жизни, вызванных необходимостью отмены крепостного права. Автор по своим взглядам принадлежал к кругу либерально настроенных дворян, которые, с одной стороны, признавали необходимость перемен, а с другой – страшились утраты нравственных ценностей во время этого процесса. Раздумья о будущем родины о новом герое литературы нашли отражение в романе в образе главного героя и его окружения.

Главный герой романа, Илья Ильич Обломов, впервые появляется перед нами “молодым человеком 32-35 лет от роду, приятной наружности, с темно-черными глазами, гулявшими беспечно по стенам, потолку”. Если говорить обо всем действии романа, то впервые мы познакомимся с Илюшей, когда ему было 7 лет (в главе “Сон Обломова”), а последние главы описывают события, происшедшие спустя 37 лет.

Илья Ильич Обломов происходит из богатого дворянского рода. Он умный, культурный человек, получивший хорошее образование, в юности он был полон прогрессивных идей, мечтал служить России. Когда он начинает службу, совершенно очевидно, что он стоит значительно выше своих петербургских знакомых (Волкова, Пенкина, Судьбинского).

Илья Ильич по характеру честен, добр, кроток. Его друг с детских лет, Андрей Штольц, говорит о главном герое: “Это – хрустальная, прозрачная душа”.

Но эти черты характера дополняются такими качествами, как безмолвие и лень. Жизнь Обломова лишена стремлений к изменениям, преобразованиям, больше всего на свете он ценит покой, не имея сил и желания бороться, если можно жить и так. Как только судьба ставит перед ним проблему выбора, возникающую рано или поздно перед любым человеком, Обломов пасует перед жизненными проблемами и трудностями.

Гончаров, безусловно, осуждает лень, боязнь движения и жизни, неспособность к практической деятельности, подмену жизни расплывчатой мечтательностью. Он даже сам хотел назвать роман “Обломовщиной”. (“Одно слово, – думал Илья Ильич, – а какое… ядовитое”). Автор видит и причины, породившие это явление – условия русской поместной жизни позволяли помещику не заботиться о “хлебе насущном” (спустя несколько лет помещик из некрасовской поэмы “Кому на Руси жить хорошо” скажет об этом так: “Соловья благородные у нас труду не учатся”).

Но роман и его образы не так однозначны. Осуждая Обломова, Гончаров все-таки никак не может согласиться с мыслью, что путь Андрея Штольца, превратившегося в машину “из мускулов и костей”, лучше и более подходит для России. В одном из разговоров Илья Ильич спрашивает друга: “Где же тут человек? Где его целость? Куда он скрылся, как разменялся на всякую мелочь?” Как тут не согласиться со словами Добролюбова, сказанными об этом авторе:”Обломов не тупая, апатическая натура, без стремлений и чувств, а человек, тоже чего-то ищущий в своей жизни, о чем-то думающий. Но грустная привычка получать удовлетворение своих желаний не от собственных усилий, а от других,- развила в нем апатическую неподвижность и повергла его жалкое состояние нравственного рабства”.

Василий Андреевич Жуковский (1783-1852)

“Невыразимое”

История создания.

Начиная с первой элегии Жуковского “Сельское кладбище” (1802) поэт обращается к совершенно новому для русской литературы на­правлению – романтизму. В его последующих произведениях посте­пенно складываются основные черты лирики этого направления, в ко­торых определяются ее основные темы, мотивы и образы, возникает новый поэтический язык и особая романтическая философия. Она свя­зана с идеей двоемирия, состоящей в противопоставлении реальности и мечты, идеала; обыденного и чудесного, таинственного. Итогом этих творческих исканий явились стихотворения зрелого периода, создан­ные в 1819-1824 гг. Они стали своеобразным манифестом русской ро­мантической поэзии. Одним из наиболее значимых среди них явилось стихотворение “Невыразимое”, написанное летом 1819 года.

Жанр и композиция.

Поэт определяет жанр своего стихотворения как отрывок. Это ука­зывает на неразрешенность тех вечных вопросов, которые лежат в ос­нове данного философского стихотворения. Тем не менее композици­онно это произведение является вполне законченным. Начало его представляет собой философский вопрос: “Что наш язык земной пред дивною природой?” Основная часть стихотворения – развитие заяв­ленной темы и попытка найти ответ на поставленный вопрос путем нанизывания целого ряда вопросов, уточняющих и дополняющих главный. При этом движение поэтической мысли основано на контра­сте. Все стихотворение пронизано противопоставлениями: мертвое – живое (“Но льзя ли в мертвое живое передать?”); искусство – природа (“Она (природа) рассыпала повсюду красоту и разновидное с единст­вом согласила! Но где, какая кисть ее изобразила?”); слово – создание (“Кто мог создание в словах пересоздать?”); доступное выражению – невыразимое (“…Ненареченному хотим названье дать – и обессилено безмолвствует искусство?”). В конце стихотворения поэт приходит к выводу: “…И лишь молчание понятно говорит”.

Тематика и проблематика.

Стихотворение может быть отнесено по своей тематике к пейзажной лирике, но никогда природа в стихах Жуковского не существует сама по себе. Как отмечал еще В. Г. Белинский, у Жуковского “романтическая природа, дышащая таинственной жизнью души и сердца”. Пейзаж в данном стихотворении не только глубоко субъективен и лиричен, но несет важнейшую философскую нагрузку. Созерцая красоту природы, поэт пытается проникнуть в тайны мироздания: “…Сие присутствие Создателя в созданье” – вот то главное, что интересует лирического ге­роя стихотворения. Именно с этим связана основная проблема: воз­можно ли выразить словами ту тайну, ощущение которой смутно рож­дается при созерцании прекрасной природы:

Сии картины берегов

В пожаре пышного заката –

Сии столь яркие черты –

И есть слова для их блестящей красоты.

Но то, что слито с сей блестящей красотою,

Сие столь смутное, волнующее нас…

Какой для них язык?

Так поэт выходит на основную тему стихотворения, которая связана с размышлениями о поэзии и поэте, его творчестве и взаимоотноше­нии с мирозданием.

Идея и пафос.

Известный литературовед Г. А. Гуковский в книге “Пушкин и русские романтики” так определяет идею стихотворения “Невыразимое”: “Ос­новная мысль стихотворения в том, что объективный мир природы не есть нечто подлинное, а что искусство призвано передавать лишь то невыразимое душевное волнение, те зыбкие оттенки настроений, кото­рые составляют суть внутренней жизни сознания и для которых внеш­няя природа является лишь условным возбудителем, поводом”1.

1 Гуковский Г. А. Пушкин и русские романтики. М., 1965.

Дейст­вительно, Жуковский не только стал первооткрывателем лирического пейзажа в русской поэзии. Именно он начинает тему “невыразимости” с помощью слов той тайны мира, которую стремится разгадать поэт-романтик. Она получит дальнейшее развитие в русской литературе, и каждый поэт по-своему попытается решить эту проблему. В стихотво­рении “Невыразимое” Жуковский так определяет задачу поэзии:

Хотим прекрасное в полете удержать,

Ненареченному хотим названье дать…

Поэт уверен, что красота природы может быть изображена с помо­щью слов: “И есть слова для их блестящей красоты”. Но остается нераз­решенным главный вопрос: “Невыразимое подвластно ль выраже­нью?..” Поэт пытается найти подходящие слова, но это возможно лишь тогда, когда он находится в особом состоянии:

Когда душа сметенная полна

Пророчеством великого виденья

И в беспредельное унесена –

Спирается в груди болезненное чувство,

Хотим прекрасное в полете удержать…

Лирический герой стихотворения утверждает: “Святые таинства, лишь сердце знает вас”. Именно поэту-романтику иногда удается в порыве вдохновения, которое рождается от соприкосновения с прекрасной при­родой, приоткрыть таинственную завесу над невыразимым: “Едва-едва одну ее черту с усилием поймать удастся вдохновенью…” Вот почему па­фос стихотворения возвышенный, романтический. Он соответствует той высокой миссии поэта, которая заявлена в этом стихотворении.

Художественное своеобразие.

Жуковский ищет новый язык, способный выразить “невыразимое”. Это язык символов, то есть слов-знаков, за которыми скрывается тайна мира иного. Вот почему многие слова у него утрачивают свое прямое значение. Так, например, эпитет тихий, связанный со словом небо (“сей пламень облаков, по небу тихому летящих”), обозначает чувство лириче­ского героя и утрачивает свое прямое значение – “негромкий”. Зачастую такого рода эмоциональные эпитеты становятся знаками эмоций и чувств, приобретая функцию существительных: “Хотим прекрасное в по­лете удержать, ненареченному хотим названье дать…”. Ту же функцию не­сут метафоры и олицетворения-. “Сие дрожанье вод блестящих, сии кар­тины берегов в пожаре пышного заката…”. Именно потому развернутые сравнения часто производят неясное впечатление, их смысл затемнен:

Сей миновавшего привет

(Как прилетевшее внезапно дуновенье

От луга родины, где был когда-то цвет,

Святая молодость, где жило упованье)…

Все эти средства художественной выразительности призваны созда­вать особое музыкальное звучание, как и использование анафоры (строчки, начинающиеся со слова сие, сии, сей, сея). Этому же способ­ствует и несколько замедленный, певучий ритм, насыщенность вопро­сительными и восклицательными интонациями. Давно замечено, что поэтический язык Жуковского очень музыкален – ведь романтики счи­тали, что именно через музыку ближе всего можно подойти к тайне ми­ра, буквально услышать ее и почувствовать. Такого мелодизма стиха до Жуковского русская поэзия еще не знала.

Значение произведения.

Стихотворение “Невыразимое” – программное, оно стало одной из первых развернутых поэтических деклараций Жуковского, в которых определяется его поэтическое кредо. Оно не только насыщено романти­ческой образностью, но и выражает основные черты романтической фи­лософии поэта. Вместе с другими произведениями зрелого периода это стихотворение вводило в сознание русских читателей новые образы и символы, создавало язык русской романтической поэзии. Именно в нем со всей отчетливостью была поставлена проблема “невыразимости”, то есть поиска адекватного поэтического языка. “Невыразимое” Жуковского предваряет тютчевское “Silentium”. В русской поэзии этой теме посвяти­ли свои стихотворения многие романтики XIX века, такие, как Лермон­тов, Фет, каждый из которых предложил свое оригинальное ее видение, а в дальнейшем ее разрабатывали поэты-символисты серебряного века.