Category: Сочинения по литературе

Александр Блок вошел в историю литературы как выдающийся поэт-лирик. Начав свой поэтический путь книгой мистических стихов о Прекрасной Даме, Блок завершил свое двадцатилетнее творчество в русской литературе революционной поэмой “Двенадцать”.

Ранний период творчества поэта прошел под знаком религиозных раздумий. В 1904 году он создает цикл “Стихов о Прекрасной Даме”, полных тревоги, ощущения близкой катастрофы. Поэт тоскует об идеале женщины. Стихи посвящены его будущей жене, которую он очень любил.

Блок взрослеет, и меняются его взгляды на жизнь, он понял, что нельзя уйти в “миры иные”, когда вокруг разруха, голод, борьба, смерть. Тема народа и интеллигенции властно врывается в творчество Блока. В стихотворении “Незнакомка” Блок показывает столкновение прекрасной мечты и грязной действительности. Он пишет: “И медленно, пройдя меж пьяными, всегда без спутников, одна, дыша духами и туманами, она садится у окна”. Какая музыкальность! Какая лиричность и мелодия. Еще раньше Блок записывает в дневнике: “Она – это некий идеал красоты, способный, быть может, пересоздать жизнь, изгнать из нее все уродливое, дурное”.

Блок своими стихами не только доказал, что он глубокая, незаурядная личность, но и показал связь Вселенной и Вечной красоты. Жаль, что он так и не нашел своего идеала в жизни. Л. Д. Менделеева, устав от восторженной любви, ушла к Андрею Белому, но глубокие стихи Блока остались. Они полны чувства, юные девушки учатся на них любви настоящей, поэтической, это очень скрашивает наши однообразные, полные усталости и тревоги, современные будни.

С любовью к женщине перекликается любовь к Родине. “О, Русь моя! Жена моя! До боли нам ясен долгий путь!” – пишет Блок. Освобождаясь из-под влияния символизма, Блок стремился продолжить традиции великой русской классической литературы, видевшей свою задачу в служении народу. Блок самостоятелен и неповторим. В его поэзии выражены характерные черты духовной жизни многих людей, предчувствие социальных перемен. Поэт с большой страстностью хотел видеть в человеке свободного творца жизни. Вся жизнь Блока пронизана мечтой об идеальном человеке, который не чувствует в себе раздвоенности и смятения. Культ Прекрасной Дамы означал протест против мещанской прозы жизни. Недоговоренность, загадочность цикла о любви побуждает задуматься над тайнами человеческого бытия.

“Незнакомка” – это полет творческой фантазии, преображающей мир. Глубина переживаний поэта определяет значительность тем в его лирике. Блок рано ушел из жизни, но стихи его волнуют всех мыслящих людей, они помогают нам жить.

Русская литература 2-й половины XIX века

“Чехов был несравненный художник… художник жизни” (Л. Н. Толстой)

А. П. Чехов – писатель, творчество которого приходится на рубеж XIX и XX веков, что определяет своеобразие его произведений: они сочетают в себе черты обоих временных пластов. Создается ощущение, что Чеховым заканчивается одна эпоха и начинается другая. Из всех литераторов нового времени Лев Толстой только в Чехове увидел серьезного соперника – автора, который делал что-то безусловно новое и безусловно важное. Необходимо сказать о том, что и Чехов в свою очередь относился к Толстому не менее серьезно. Однако, с другой стороны, известно много негативных высказываний писателей друг о друге. Так, Толстой всегда порицал Чехова за отсутствие какой-либо этической программы, а Чехов Толстого – за морализаторство, проповеди во многих его произведениях, этический пафос – чрезмерный, с точки зрения Чехова. Центральным моментом, таким образом, становится отношение к жизни и человеку, изображению их непростых взаимоотношений. Чехов смог совершенно по-другому, чем это было в классических произведениях русской литературы до него, подойти к изображению жизни, стать художником жизни как таковой. Чеховские рассказы и повести не поддаются прямолинейному истолкованию, сопротивляются “железному аршину” шаблонных схем и канонических воззрений. Герой повести “Три года” Костя Кочевой самоуверенно говорит: “…Те же романы, где ах да ох, да она его полюбила, а он ее разлюбил, – такие произведения, говорю я, ничтожны и черт их побери”. Однако столь пренебрежительно предложенная фабула как раз и лежит в основе этой повести, где горько “разминулись” чувства Алексея Лаптева и Юлии. “Она его полюбила”, когда он, истомленный сознанием, что Юлия вышла за него лишь потому, что тяготилась жизнью с отцом, “ее разлюбил”. “Ничтожная” фабула, претворенная в судьбах конкретных персонажей, неповторимо преображает “вечный” сюжет. Наследник богатейшей купеческой семьи, Лаптев глубоко несчастен. Он и его брат – такие же рабы “дела”, как и бесправные приказчики и прочие служащие их предприятия. И выхода из тягостного круга не находится, хотя объективных причин для тоски Лаптева, не сложившейся в итоге судьбы Юлии совершенно никаких нет – они оба умные и тонко чувствующие люди, вполне благополучные – и в социальном плане в том числе. Так, вместо любовной идиллии с благополучным концом формируется полная драматизма повесть. Собственно, почему? Потому что никаких внешних причин для счастья или, наоборот, несчастья Чехов не привносит в создаваемый им сюжет. Рассказ оказывается максимально приближен к реальной жизни, в которой счастье, понимание между людьми и благополучные финалы – явления крайне редкие и, по большому счету, случайные. Рассказ очень схож с жизнью, и именно поэтому Чехов не обнаруживает здесь никаких оснований для выведения какой-либо морали – она слишком далека и неприменима к жизни, не подчиняющейся внешним законам, навязываемым ей со стороны. В самых обычных, заурядных и приземленных людях в рассказах Чехова могут обнаружиться внезапно огромный потенциал и богатый внутренний мир. Так происходит в рассказе “Душечка”. Героиня простодушно вторит и даже, на первый взгляд, бездумно вторит всем высказываниям каждого своего нового избранника. Она утверждает, что нет ничего важнее и значительнее театра, будучи замужем за содержателем увеселительного заведения, где ставили спектакли. Став женой управляющего лесным складом, домоседа по характеру, она удивляется: “В театрах этих чего хорошего?” Она кажется пустой формой, которая может принять абсолютно любое содержание, которое на нее саму никак не повлияет. Однако в финале рассказа она безгранично привязана к чужому ребенку, который оказывается совсем не нужен своим собственным родителям, и во многом заменяет ему мать. Таким образом, это отнюдь не пустая форма, героиня способна на действительно глубокую и искреннюю привязанность и заботу к другому человеку – даже не родному ей. Но очень часто в рассказах Чехова происходят изменения человека совсем в другую сторону – тоже никак не мотивированные внешними причинами. Так, счастье Никитина с Машей Шелестовой в рассказе “Учитель словесности” постепенно сменяется тоской и скукой. Мечтавший о любви доктор Старцев, не получив взаимности в своей любви к поверхностной и эгоцентричной девушке, входит во вкус накопительства, становится груб с больными, которые даже перестают быть людьми в его глазах, убивает время за карточной игрой. Во время второй встречи с бывшей возлюбленной в нем внезапно просыпается тот, другой Старцев, но возрождения не происходит: гер
ои расходятся навсегда, а перемены, произошедшие в Старцеве, который уже превратился в Ионыча, оказываются фатальными для его личности. Но часто Чехов не торопится давать однозначную оценку своим персонажам, угадывая в них какие-то иные возможности, пусть и далеко не всегда реализуемые. Так, Никитину “страстно, до тоски” захотелось какой-то иной жизни. Разительная перемена происходит в самодовольном Гурове после встречи с Анной Сергеевной (“Дама с собачкой”): жизнь, казалось, уже была для него безнадежно прожитой. Кроме того, герой думал, что он знает о своей курортной знакомой, как и о любой женщине, абсолютно все. Единственное, что ему оставалось, – это безнадежная скука. Однако случайная встреча с женщиной, которую он внезапно полюбил, переворачивает и его жизнь, и его представления о ней. Повстречав Анну Сергеевну на курорте, Гуров рассматривает ее как одну из многих – она же оказывается единственной, и вместо курортного романа, на который он рассчитывал, герой встречает свою настоящую любовь. Персонаж рассказа “Скрипка Ротшильда” гробовщик Яков после смерти жены совершенно по-другому начинает смотреть на прежде всецело занимавшие его материальные вопросы. И внезапно открываются простые, но ошеломляющие истины. Примечательно то, что этого прозрения также могло и не случиться – в соответствии с совершенно непредсказуемой сущностью самой жизни. Человек в рассказах Чехова проявляет себя с разных сторон: он может быть возвышенным, духовным и не понимающим самых элементарных истин о себе, способным к разительным внутренним переменам и духовному росту, но одновременно и к полной деградации. К одному только Чехов относился с непримиримой и нескрываемой враждой – к упрощенным геометрическим формулам, в которые слишком прямолинейные люди часто пытаются вписать всю жизнь и будущее, но за которыми на самом деле скрываются незрелость и абсолютное непонимание жизни. Именно поэтому Чехов смог стать настоящим художником жизни.

При слове “театр” мы представляем себе тяжелый бархатный 3^навес, зал, затихший в ожидании оркестровой увертюры, пыш-аЬ1е наряды актеров, ощущение праздника… Но вот на подмостки вЬ1ходит актер, одетый в джинсы и черный свитер. Он произносит

несколько слов, и потрясенный зритель узнает монолог шекспировского Гамлета…

Владимир Высоцкий в роли Гамлета – это символ театра, рассчитанного не на внешний эффект, а на сотворчество актера и зрителя. Гамлету вовсе не обязательно быть одетым в кружевной камзол, шляпу и панталоны. Гамлет становится Гамлетом не потому, что он одет сообразно эпохе, а потому, что он произносит слова “Быть или не быть?..”.

Современный театр – это эксперимент над формой и содержанием спектакля. Формальные эксперименты начались еще в двадцатые годы XX века. Вспомним театр Мейерхольда, удивлявший, восхищавший и даже шокировавший зрителя. Судя по воспоминаниям современников, особый интерес представляли инсценировки произведений русской классики, осуществленные Мейерхольдом. Русский зритель, привыкший к классическим постановкам, с трудом принимал сценические нововведения. Вспомним остроумную пародию на театр Мейерхольда из “Двенадцати стульев” Ильфа и Петрова: театр “Колумб” – пародийное воплощение экспериментального духа двадцатых годов. И тем не менее, многое из наследия “левого искусства” органично вошло в практику современного театра.

Экспериментирование над содержанием – гораздо более сложный процесс, связанный, прежде всего, с работой драматургов. Неординарные произведения драматургии требовали новых сценических решений и нового зрителя. Авторы вышли из круга “классических” тем, отказались от трех единств – времени, действия и места, получив широчайшие выразительные возможности. Так, румынский писатель-эмигрант, обосновавшийся во Франции, Эжен Ионеско стал одним из родоначальников “театра абсурда”, где смещены время и пространство, а герои напоминают то ли сумасшедших, то ли жителей иных миров. Но это лишь впечатление. Театр абсурда поднимает сложнейшие вопросы человеческого бытия. Человек, согласно абсурдистской трактовке, трагически одинок в мире, ему сложно найти взаимопонимание с себе подобными, отыскать собственный, отличный от других жизненный путь.

Еще одна характерная черта современного театра – его демократичность и острая социальная направленность. Сегодняшний театр перестал быть искусством для избранных – он говорит языком масс, воплощает сложные современные проблемы. Нынешний театр прочно завоевал свою зрительскую аудиторию, он необходим многим людям, а создатели современных спектаклей решают не только сугубо эстетические, но и социальные задачи. Конечно, что-то в театральном искусстве нового тысячелетия продиктовано конъюнктурными соображениями, однако пройдет немного времени, и все наносное уйдет, чтобы дать развиться настоящему, правдивому, органичному, что есть в современной драматургии.

Кто-то из критиков заметил, что современный Гамлет давно решил вопрос “Быть или не быть?..” в пользу “быть”. И в этом созидательный пафос современного театра, который не перестает удивлять зрителя все новыми и новыми открытиями.

ВСТУПЛЕНИЕ:

стремление романистов дать в произведении широкую, даже всестороннюю картину мира, срез целой эпохи, преломленной как в грандиозных исторических событиях, так и в судьбах отдельных героев и их семей, ответить на сложные вопросы о закономерностях исторического процесса и явлений народной жизни; роман-эпопея как жанр, в художественной форме позволяющий решать данные задачи; исторический роман-эпопея Л. Н. Толстого “Война, и мир” как непревзойденный образец и эталон этого жанра, наметивший магистральные пути развития русского романа, в том числе и романа М. Шолохова “Тихий Дон”, который продолжил и развил толстовские традиции изображения крупных исторических событий в их преломлении в судьбах целого ряда героев; сопоставление этих двух произведений позволит выявить не только характерные особенности “Тихого Дона” как романа-эпопеи, но и его значимые отличия от толстовского романа, которые и определили неповторимое своеобразие произведения М. Шолохова.

ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ:

первоначальный замысел произведений:

– Л. Н. Толстой – роман “Декабристы” (от 1856 г. – возвращение героя с семьей в Россию обращается к 1825 г. – восстание, послужившее причиной ссылки героя, а затем к 1812 г., без которого не понять сущности декабризма как явления; в конце концов роман начинается с 1805 г., “в эпоху неудач и поражений”, много объясняющую в характере Отечественной войны 1812 г.);

– М. А. Шолохов – от романа “Донщина”, повествующего о провале корниловского мятежа, к роману-эпопее “Тихий Дон”, посвященному судьбам русского казачества в один из самых трагических периодов русской истории;

– общее в двух романах: стремление не только дать объективную картину исторических событий, но и вскрыть их коренные причины, показать зависимость исторического процесса не от воли отдельных крупных личностей, но от общего духа народных масс, “сущности характера русского народа”; широкий охват действительности:

– “Война и мир”: временные рамки романа 1805 – начало 1820-х гг. События: война 1805 г., кампания 1807 г., русско-турецкая война. Отечественная война 1812 г., политическая ситуация начала 1820-х гг. Изображение различных слоев русского общества от крестьянства и простых солдат до петербургского света и императорских дворов. Экскурсы в прошлое: князь Николай Болконский и граф Кирилл Без-ухов – два облика екатерининского вельможного века. Широта географических рамок произведения. Как вымышленные персонажи, так и реальные исторические лица (Наполеон, Александр I, Кутузов, Багратион, Барклай де Толли и др.);

– “Тихий Дон”: май 1912 – март 1922 г.: первая мировая война, две русские революции, корниловский мятеж, гражданская война. История рода Мелеховых расширяет эти рамки до 1853-1856 гг. – Крымская война. Социальный охват действительности: от уклада и быта простых казаков и до императорского двора (сцена в Могилеве, в военном госпитале). Географические рамки: Донщина, Галиция (1914 г.). Восточная Пруссия, Белоруссия (1915- 1916 гг.), Нарва, Могилев, Москва, Быхов, Петроград (1917 г.), Кубань, Новороссийск (1920 г.). Реальные исторические лица: Николай II, Корнилов, Крымов, Каледин, Подтелков, Кудинов, Малкин и др.;

– эпический размах изображаемых событий;

исторические события даны не столько сами по себе, сколько в их преломлении в судьбах целых семей:

– Л. Н. Толстой: семьи Болконских, Ростовых, Безуховых, Курагиных и др.;

– М. Шолохов: семьи Мелеховых, Коршуновых, Астаховых, Листницких, Моховых и др.

Отличия:

– у Толстого: герои – образованные люди, склонные к рефлексии, размышлению, духовному поиску, спорам на отвлеченные темы. Исторические события преломляются в их сознании, осмысляются ими;

– у М. Шолохова: герои – простые, зачастую малообразованные люди, их “путь исканий” – жизненный путь, они “на себе” проверяют правильность сделанного выбора, расплачиваясь за него искалеченными судьбами и даже жизнью. Крупные исторические события даются глазами Бунчука, Листницкого, т. е. героев, имеющих свою, уже определившуюся узкую точку зрения. Семья Листницких – “сниженный” вариант семьи Болконских. Евгений – пародия на романтические увлечения Андрея Болконского – не сумев отказаться от претензий на собственную исключительность, глупо погибает;

4) изображение народа:

– у Толстого – идеализация: для “умных” героев “Войны и мира” народный уклад, непосредственность и даже некоторый “фатализм” русского мужика становится открытием, образцом для их собственной жизни;

– у Шолохова скорее поэтизация, чем идеализация народного быта. Дает глубокий анализ патриархального уклада, истоков его кризиса, во многом сказавшегося в судьбе героев романа, не все из которых сумели устоять перед искушениями “большого мира” (Митька Коршунов, Дарья, Степан Астахов и

– общее: признание определяющей роли народа в истории (народ и “движущая сила”, и “материал” истории);

– у Шолохова: попытка простого народа своими силами, без “умных посредников”, разобраться в хитросплетениях политики, построить для себя счастливую жизнь. Привилегированное и несколько обособленное среди широких народных масс положение русского казачества до революции и обусловило, по Шолохову, его трагическую судьбу.

III. ВЫВОД:

– почти пятидесятилетие отделяло время создания “Войны и мира” от времени основных событий романа: необходимая дистанция для их осмысления и воплощения в художественном слове, для того, чтобы была возможность их объективного анализа;

– уникальность романа М. Шолохова: “Тихий Дон” писался “по горячим следам”: грандиозность эпохи, общее чувство начала “нового мира” требовало немедленного осмысления;

– “Тихий Дон”, унаследовав лучшие черты романа-эпопеи Л. Н. Толстого, стал одним из величайших произведений XX века. М. Шолохов нашел свои, соответствующие духу времени, ответы на сложные вопросы исторического бытия русского народа на данном этапе его развития.

Эзопов язык, или иносказание, – восходящая к незапамятным временам форма художественной речи. Недаром она связывается с именем Эзопа – полулегендарного создателя греческой басни, жившего, по видимому, в шестом веке до нашей эры. Как гласит предание, Эзоп был рабом, а потому не мог открыто высказывать свои убеждения и в баснях на сюжеты из жизни животных изображал людей, их взаимоотношения, достоинства и недостатки. Однако далеко не всегда эзопов язык – вынужденная мера, результат недостатка решимости; есть люди, у которых непрямая, иносказательная манера выражения мыслей становится как бы увеличительным стеклом, помогающим увидеть жизнь более глубоко. Среди русских писателей наиболее заметные таланты, применявшие эзопов язык, – это И. А. Крылов и М. Е. Салтыков-Щедрин. Но если в баснях Крылова иносказание “расшифровывается” в морали (положим, Демьянова уха уподобляется творениям писателя-графомана), то в произведениях Салтыкова-Щедрина читатель сам должен понять, какая же реальность стоит за полусказочным-полуфантастическим миром писателя.

Вот сплошь построенная на иносказании “История одного города”. Что такое – город Глупов? Типичный, “средне – статистический” русский губернский город? Нет. Это условное, символическое изображение всей России, недаром писатель подчеркивает, что его границы расширяются до пределов всей страны: “Выгонные земли Византии и Глупова были до такой степени смешны, что византийские стада почти постоянно смешивались с глуповскими, и из этого выходили беспрестанные пререкания”. А кто такие глуповцы? Как ни горестно признать, но глуповцы – это россияне. Об этом свидетельствуют, во-первых, события русской истории, которые хотя и даны в сатирическом освещении, но все же легко узнаются. Так, известная по летописям борьба славянских племен (полян, древлян, радимичей и др.) и их последующее объединение пародируются Салтыковым-Щедриным в изображении того, как головотяпы враждовали с соседскими племенами – лукоедами, лягушечниками, рукосуями. Кроме того, увидеть в глуповцах русских заставляют и такие подмеченные писателем качества, как лень, бездеятельность, неспособность быть мужественными строителями собственной жизни, и отсюда страстное желание вручить кому-нибудь свою судьбу, лишь бы самим не принимать ответственных решений. Одна из первых страниц глуповской истории – поиски правителя. После того как далекие предки глуповцев Волгу толокном замесили, потом свинью за бобра купили, рака с колокольным звоном встречали, батьку на кобеля променяли, они решили найти князя, но только непременно глупого: “Нам глупый-то князь, пожалуй, еще лучше будет! Сейчас мы ему коврижку в руки: жуй, а нас не замай!” Сквозь эту изображенную Салтыковым-Щедриным историю отчетливо проглядывает летописное сказание о приглашении варяжских князей на русскую землю; причем летописец подчеркивает, что русские решаются на иноземную власть над собой, убедившись в собственной несостоятельности: “Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет…”

Кроме указанных иносказаний есть в “Истории одного города” и более конкретные соответствия: Негодяев – Павел I, Беневоленский – Сперанский, Угрюм-Бурчеев – Аракчеев. В образе Грустилова, возвысившего дань с откупа до пяти тысяч в год и умершего от меланхолии в 1825 году, дан сатирический портрет Александра I. Однако нельзя сказать, что горький смех над русской судьбой свидетельствует об историческом пессимизме писателя. Финал книги говорит о бессилии Угрюм-Бурчеева остановить течение реки, в чем можно видеть иносказание о том, что безрезультатны усилия тиранов остановить течение жизни.

Понимать Эзопов язык необходимо и при чтении сказок Салтыкова-Щедрина. Например, сказка “Премудрый пескарь”, повествующая о дрожащей от страха за свою жизнь рыбке, разумеется, выходит за рамки “жизни животных”: пескарь – это символическое воплощение трусливого, эгоистичного обывателя, равнодушного ко всему, кроме себя. “Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил” также полна иносказаний. Мужик, вьющий по приказанию генералов веревочку, чтобы привязать себя, олицетворяет собой рабскую покорность народа. Генералы думают, что французские булки на дереве растут; эта сатирическая деталь иносказательно изображает, насколько далеки крупные чиновники от реальной жизни.

Салтыков-Щедрин о себе сказал: “Я – Эзоп и воспитанник цензурного ведомства”. Но, наверное, щедринское иносказание – это не только необходимость, вызванная цензурными соображениями. Безусловно, Эзопов язык помогает создать глубокий, обобщенный образ действительности, а значит, лучше понять саму жизнь.

“Слово о полку Игореве” – величайший из памятников древнерусской литературы – является неподражаемым не только с точки зрения своего художественного значения и поэтической красоты, но и с точки зрения масштабности, сложности и важности затрагиваемых в нем вопросов и проблем. Идейное содержание “Слова” настолько глубоко, что невозможно осознать всю его глубину и значимость при поверхностном чтении, его также невозможно осмыслить, не зная историю Древней Руси.

В основе произведения лежит реальное историческое событие – поход Игоря Святославича Северского на половцев в 1185 г., который по своим последствиям оказался для Руси одним из наиболее трагичных и тяжелых. Именно этот военный поход автор взял за основу своего произведения. Очень важно отметить, что в то время, когда происходили указанные выше события, Киевское княжество уже не являлось Киевской Русью, а было одним из 15 самостоятельных княжеств. Феодалы вели непрерывные междоусобные войны, которые разоряли государство, делали его слабым и легко уязвимым.

Основные идеи “Слова о полку Игореве” – объединение Руси перед лицом половецкой опасности, прекращение вражды и усобиц между феодалами. Две эти идеи тесно взаимосвязаны и составляют основную тему произведения, являются тем, ради чего автор и взялся за его написание.

Автор постепенно раскрывает тему и чем дальше, тем более страстно начинает отстаивать свою точку зрения. Определив диапазон описываемых событий “от старого Владимира до нынешнего Игоря”, он рассказывает о дерзком замысле Игоря “испити шеломом Дону” и завоевать славу и богатство.

Игорь не ищет себе союзников, самоуверенно положившись на свое войско и дружину брата, он отправляется в опасный поход, движимый желанием постоять за родную землю и добыть себе славу. Игорь терпит поражение, попадает в плен, и с этого момента на Русь обрушиваются страшные бедствия. “Уже ведь, братья, невеселое время настало, уже степь русское войско одолела.

Поднялась обида в войска Дажь-Божьих внуков, вступила девою-лебедем на землю Троянову, восплескав лебедиными крылами на синем море у Дона, прогнала добрые времена. Борьба князей с погаными прекратилась, потому что сказал брат брату: “Это мое, и то мое же”. И стали князья про малое “это великое” молвить и сами на себя крамолу ковать, а поганые со всех сторон приходили с победою на землю Русскую”.

После описания всех бедствий в произведении появляется образ “великого и грозного” Святослава, который выступает символом единения Руси. Святослав видит страшный сон и, очнувшись от него, произносит свое “золотое слово, со слезами смешанное”, которое является идейным центром произведения. Он по очереди обращается к различным князьям, прославляя их мужество и отвагу и призывая забыть о своих мелочных интересах.

Ключевая фраза этой высокой, полной глубокого смысла речи не нуждается ни в каких комментариях и звучит страстным призывом. “Ярослав и все внуки и Всеслава! Опустите же стяги свои, вложите в ножны мечи свои затупившиеся, ибо утратили вы дедовскую славу. Своими крамолами начали вы наводить поганых на землю Русскую, на жизнь Всеслава. Из-за усобиц же пошло насилие от земли Половецкой!”

“Слово о полку Игореве” заканчивается торжественной речью: “Слава Игорю Святославовичу, Буй Туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу! Здравы будьте, князья и дружина, сражаясь за христиан с погаными полками! Князьям слава и дружине! Аминь”.

Такой конец не случаен, потому что автор верит в то, что Русь – великое государство, а ее князья не так уж и плохи. Они всего лишь жертвы заблуждений своей среды, их предки были великими людьми, и они унаследовали от них это величие. Автор верит в торжество разума и в то, что на Русской земле наступит мир, покой и гармония.

Первые главы знаменитой поэмы А. Твардовского “Василий Теркин” были написаны и опубликованы в грозном 1942 году. Герой этого произведения – простой русский солдат, “обыкновенный парень” – сразу полюбился читателям, стал народным героем. Бойцы, читавшие поэму в окопах и на привале, под обстрелом и в госпиталях, верили, что Василий Теркин – не вымышленное лицо, а настоящий солдат, побывавший на передовой, знакомый с нехитрым солдатским бытом, веселый и неунывающий.

Кто, как не Теркин, способен вплавь преодолеть темную зимнюю реку, вода в которой “даже рыбам холодна”? А Василий, рискуя жизнью, устанавливает связь между взводами, которые после вражеского обстрела оказались на разных берегах. Мужественный и выносливый, Теркин даже после ледяной “бани” умудряется не потерять чувство юмора:

– Разрешите доложить…

Взвод на правом берегу

Жив-здоров назло врагу!

Лейтенант всего лишь просит

Огоньку туда подбросить.

Простой и искренний, Василий Теркин не гонится ни за славой, ни за наградами. Даже обстрел с воздуха не может испугать храброго бойца. Сбивая из винтовки вражеский самолет, Теркин думает о том, что трусость не к лицу солдату:

Нет, боец, ничком молиться

Не годится на войне!

Нет, товарищ, зло и гордо,

Как закон велит бойцу,

Смерть встречай лицом к лицу

И хотя бы плюнь ей в морду,

Если все пришло к концу…

На привале Василий Теркин не только может повеселить бойцов шуткой-прибауткой, но и лихо сыграть на гармони, напомнив о доме, о мирном времени.

Ни вражеская пуля, ни тяготы и лишения войны не могут остановить солдата-освободителя Василия Теркина. В этом образе воплотился бессмертный и неустрашимый дух русского народа.

В глубине родной России,

Против ветра, грудь вперед,

По снегам идет Василий Теркин.

Немца бить идет.

Русская деревня… Какая она? Что мы имеем в виду, когда произносим слово “деревня”? Почему-то сразу же вспоминаются старый дом, запах свежего сена, необъятные поля и луга. А еще вспоминаются крестьяне, эти труженики, и их крепкие, мозолистые руки. У каждого, наверное, из моих ровесников есть бабушка или дедушка, живущие в деревне.

Приезжая к ним летом отдыхать, а точнее, работать, мы своими глазами видим, как трудна жизнь крестьян и насколько сложно нам, городским, приспособиться к этой жизни. Но всегда хочется приехать в деревню, отдохнуть от городской суеты.

Многие писатели затронули в своем творчестве судьбу русской деревни. Одни восхищались деревенской природой и “учились в истине блаженство находить”. Другие видели истинное положение крестьян и называли деревню нищей, а ее избы – серыми. В советское время тема русской деревни стала чуть ли не ведущей, а вопрос так называемого великого перелома актуален и в наши дни. Нужно сказать, что именно коллективизация заставила писателей взяться за перо.

Вспомним “Поднятую целину” Шолохова, “Котлован” Платонова, поэмы Твардовского “По праву памяти” и “Страна Муравия”. Эти произведения, казалось бы, должны рассказать нам все о судьбе русского крестьянства, показать положение деревни. Но все же эта тема остается для нас загадкой, ведь о “великом переломе” принято было умалчивать.

“Забыть, забыть велят безмолвно,/ Хотят в забвенье утопить/ Живую быль. И чтобы волны/ Над ней сомкнулись. Быль забыть”.

Но забыть невозможно, потому что события тех лет очень больно отдаются в нашей сегодняшней жизни.

В повести “Прощание с Матерой” В. Распутин ставит перед читателем вопрос: нужно ли затоплять деревню, если вышестоящие организации решили построить там ГЭС? Разумеется, научно-технический прогресс превыше всего, но как можно лишать крестьян родной Матеры? Деревня должна уйти под воду, а жители – переселиться в другую деревню. Крестьян никто не спрашивал, хотят ли они этого: приказали – будь добр подчиниться! Интересно, что жители по-разному отреагировали на такое решение. Старики, прожившие в родном селе всю свою жизнь, не могут просто расстаться с Матерой. Здесь им знаком каждый уголок, каждая березка, здесь прах их родителей, дедов. Так, главная героиня повести старуха Дарья не может покинуть свою избу. Очень трогателен эпизод, когда старая Дарья украшает избу перед тем, как ее навсегда покинуть. Как мудро рассуждает эта малограмотная женщина о судьбе своей деревни! Сыну Дарьи тоже жаль расставаться с домом, но он согласен с тем, что наука важнее природы и они должны переселиться во что бы то ни стало.

Не только люди, но и сама природа против грубого, бесцеремонного вторжения в жизнь. Вспомним могучий царский листвень, который не могли взять ни топор, ни пила, ни огонь. Все он выдержал, не сломился. Но так ли вечна природа? В. Распутин касается многих нравственных вопросов в своей повести, но судьба Матеры – ведущая тема этого произведения.

Ну а что случалось с крестьянами, когда они покидали родную деревню в период коллективизации? Их ссылали на Соловки, в Сибирь, на лесоповалы, в шахты, где живые завидовали мертвым. Жестоко обошлась судьба с Хведором Ровбой, главным героем произведения В. Быкова “Облава”. Сначала Хведор теряет жену, а потом и дочь, которых любил безумно. Вроде бы надо озлобиться, возненавидеть всех, кто согнал его с родной земли-матушки. Но Хведор, вытерпев и пережив все, опять возвращается на родину. Вообще, главной чертой русских крестьян является то, что они не могут жить без родной земли.

Примерно об этом же и рассказ А. И. Солженицына “Матренин двор”. Действие рассказа происходит в 1956 году. Молодой учитель поселился в избе крестьянки Матрены, и читатель наблюдает деревенскую жизнь глазами интеллигента. Нас сразу же поражают бедность и убогость ее жилища. Это была темная комната, в которую свет попадал только из окна; это многочисленные тараканы и мыши, хромая кошка. Матрена живет уже в то время, когда позади остались гражданская война, коллективизация. Неужели в 50-е годы крестьяне были такими бедными? Мы не увидим у Матрены ни хорошо налаженного хозяйства, ни огорода, ни палисадника, ни скота. Одна коза грязно-белого цвета да колченогая кошка – вот и весь скот Матрены.

Судьба крестьянки достаточно трагична: Матрена была больна, но не считалась инвалидом. Она не работала в колхозе, поэтому пенсия ей не полагалась. А для того чтобы получить пенсию за умершего мужа, нужно было обойти множество учреждений. Одним словом, как пишет сам автор, “много было наворочено несправедливости с Матреной”. Но, несмотря на все тяготы жизни, Матрена не озлобилась. Она настолько добра и бесхитростна, что помогает всем соседкам копать картошку. Она думала о себе в самую последнюю очередь: лишь бы квартиранту было хорошо. Однако злость и жадность окружающих погубили крестьянку.

В конце рассказа автор утверждает, что именно на таких крестьянах, как Матрена, держится деревня, держится вся русская земля.

Мой М. А. Шолохов

Я все такой же, только

чуть-чуть погнутый.

М. А. Шолохов

Каждый открывает его по-своему. Одному близок Григорий Мелихов, удалой казак из романа “Тихий Дон”, другому полюбился дед Щукарь, смешной старичок из моей любимой книги “Поднятая целина”. Это и понятно. Ведь судьбы героев, проблемы, поднятые Шолоховым, созвучны нашему времени. Любовь, материнство, родной очаг – вот те вечные ценности, о которых повествует автор в “Тихом Доне”. “Донские рассказы”Е В них Шолохов выразил свое отношение к войне, явившейся трагедией народа. Она губительна для обеих сторон, приносит невосполнимые потери, калечит души. Писатель прав: недопустимо, когда люди, разумные существа, приходят к самоистреблению и варварству.

Но мой Шолохов не только автор этих произведений. Он прежде всего человек интересной, яркой судьбы. Посудите сами: в шестнадцатилетнем возрасте юный Шолохов чудом уцелел, попав в руки к властолюбивому Нестору Махно, в тридцать седьмом не раз выручал своих друзей от гонений и репрессий. Его обвиняли в плагиате, симпатиях белому движению, пытались отравить, убить. Да, много испытаний выпало на долю этого писателя. Но он не уподобился траве, которая “растет, покорно клонясь под гибельным дыханием житейских бурь”. Несмотря ни на что, Шолохов остался прямолинейным, честным, правдивым человеком. С такими людьми мне всегда приятно общаться, поэтому книги этого писателя являются моими настольными. Первым же в этой стопке лежит роман “Поднятая целина”. Наиболее яркое, по моему мнению, произведение о коллективизации. Я благодарна М. Шолохову, чье творение помогло мне проставить все точки “i” в вопросе об этом противоречивом периоде русской истории.

Буквально с первых страниц роман захватил меня. Честно говоря, большие по объему произведения меня немножко пугают, но, читая “Поднятую целину”, я настолько была поглощена развивающимися в Гремящем Логу событиями, что на это даже не обратила внимания.

Гремящий. Как удачно придумано Шолоховым! В самом названии этого хутора мне чудится что-то тревожное. Кажется, что все здесь замерло в ожидании каких-то перемен. “Вы совершенно правы, читатель”, каждой новой строчкой, страничкой убеждает меня Шолохов. Очень волнует вопрос, что же будет дальше с героями? Поэтому, бросив все свои дела, я продолжаю читать. Вы знаете, мне почему-то трудно оторваться от чтения произведений, в которых есть что-то недосказанное. Я сама размышляю о прошлом, настоящем и будущем героев. Так было и на этот раз. Я рассуждала, нужны ли перемены в Гремящем Логу. Ведь в великом семнадцатом крестьяне получили то, за что боролись. Получили землю. Казалось бы, чего еще можно желать? Паши, сей, жни! Шолохов как будто читает мои мысли. Он подтверждает: сотни тысяч таких, как Тит Бородин, получив землю, “вцепились в хозяйства”, “как кобель в падлу”, по выражению Макара Нагульно-ва. Может быть, довольно-таки грубо замечено, но простим писателю это. Поражаешься другому, тому, как Шолохов учит понимать и ценить людей, знать их бытие, души, высокие стремления и неисчислимые страдания. “До ночи сорок потов с тебя сойдут, на ногах кровяные волдыри с куриное яйцо, а ночью быков паси: не нажрется бык – не потянет плуг”, – прочитала я и словно очутилась на пашне с хуторянами. Капельки пота струятся по лицу, ощущаю тяжесть во всем теле. Именно М. А. Шолохов, ярко, талантли-во изобразивший изнурительный труд крестьянина, пробудил во мне такие чувства. Человек, который все это испытал на себе и взглянул на эти события глазами народа. Людям труда писатель отдает свою любовь. И, подвластная неотразимому обаянию его творчества, я тоже полюбила этих героев. За что? Конечно, за их неиссякаемое трудолю-бие на земле, политой кровью предков, за их страдание, за то, что в поте лица и в кровавой борьбе ищут они лучшую долю, вступая в колхоз, не ведая сколько горя и бед их ждет впереди. Обидно за мужика, на котором испокон веков держалась земля. Хочется хоть, как-то помочь ему, крикнуть во весь голос тем, кто претворял политику партии в жизнь: “Люди, что вы делаете? Опомнитесь!” Но не слышит меня ни Давыдов, ни Нагульнов. Они привыкли выполнять приказы, а директива и есть приказ. Да, эти герои готовы действовать, сметать все на своем пути. Для них совсем не важно, что тот же кулак может быть настоящим хозяином. “Значит, сам Шолохов допускает такое “, – подумает кто-то. Уверена, что писатель против насилия. Он бунтует против давыдовского “к ногтю”. Хотя в уста Нагульнова вложил такие слова: “Не идешь в колхоз? Ну, тогда и от меня мира не жди. Я тебя так гробану, что всем чертям муторно станет”. Зачем? Мне кажется, этим Шолохов хотел показать, что случается, когда к власти приходят люди корыстные, думающие обо всем, кроме будущего своего народа. Я согласна с писателем, который против всяческих экспериментов над людьми.

До сих пор много споров вызывает этот роман М. А. Шолохова. Говорят о его “устарелости”, о том, что процесс коллективизации значительно глубже и полнее отражен в таких произведениях, как “Мужики и бабы” Б. Можаева, “Кануны” В. Белова и других, но я доверяю именно автору “Поднятой целины”. Он не мог умиляться, фальшивить, лакировать события, потому что был рожден бурным временем и сильно перенасыщен тем страшным, что видел на Дону. Мой Шолохов исследовал явления точнее многих, представил пережитое ярче. Он показал ту правду, от которой не убежишь и не скроешься. Правду, от которой ноет сердце, стынет кровь. Пусть она имеет вкус горечи, но эта шолоховская правда приподнимает занавес над прошлым моей России. Этот яркий летописец, не побоявшийся в небезопасные тридцатые годы быть непонятым, вызывает у меня чувство восхищения и глубокого уважения.

Что же дает мне Шолохов? По-моему, точнее, чем французский публицист и переводчик Жан Катала, не скажешь. “Он пробуждает скрытый в наших душах огонь, приобщая к великой доброте, великому милосердию и великой человечности русского народа. Он принадлежит к числу тех писателей, чье искусство помогает каждому стать более человечным”. Таков мой Шолохов. Писатель, преподавший мне уроки мужества, порядочности и честности. Однако с ним я не прощаюсь. Всегда буду читать и перечитывать Шолохова, каждый раз поражаясь его умением заглянуть в глубокие тайники человеческой души. Я верю своему писателю, поэтому у меня никогда не возникнут сомнения в его правдивости. Пусть автора обвиняют в том, что перестал писать в последние годы. О чем ему было писать? О победах развитого социализма? Он же прекрасно видел, что происходит. Да, писатель работал над романом “Они сражались за Родину”. Один из главных героев генерал Стрельцов был списан с репрессированного, а Шолохов хорошо понимал, что в его время всю правду о репрессиях опубликовать не удастся.

Михаил Александрович Шолохов – первая величина в нашей послеоктябрьской литературе. Завидная судьба. Если вы думаете, что я пытаюсь защитить Шолохова, то ошибаетесь. Он в защите не нуждается. Ни как человек – мертвым безразлична суета живых. Ни как мастер – его вклад в историю культуры признан всеми народами. Нуждаются в защите те духовные ценности, выразителем которых был Михаил Александрович: правдивое, объективное отражение действительности, независимость от конъюнктуры. Нуждаемся в защите, наконец, все мы.

От лжи, зависти, жестокости.

…И безвинная корчилась Русь…

Анна Ахматова

Роман М. А. Шолохова “Поднятая целина” сегодня вызывает много споров. Оно и понятно. Если писатель не только оправдывает, но и прославляет беззаконие и насилие, объявляет врагами тех, кто честно и много трудился, то это вызывает протест у читателя.

Но уж никто не скажет, что Михаил Александрович не показал правдиво, насколько тяжел труд земледельца. Один из героев книги образно говорил об этой доле, что “до ночи сорок потов с тебя сойдут, на ногах кровяные волдыри с куриное яйцо, а ночью быков паси, не спи: не нажрется бык – не потянет плуг”.

Но для очень многих казаков хутора Гремячий Лог легче сезон батрачить бесплатно из последних сил, лишь бы не навязывали им колхоз. Автор романа довольно правдиво рисует настроение большинства хуторян, которые собрались на сход обсуждать вопрос вступления в колхоз. Русские крестьяне, которые только-только получили землю, о колхозах рассуждали примерно так: “Сначала дали землю, теперь – отбирают!”. И болела у них душа. Казаки же, которые владели землей всегда, испокон веков, тем более не желали объединяться. Они к тому же справедливо подозревали, что колхозы будут грабительскими. И поэтому на собрании в Гремячем Логу многие были Согласны с Николаем Люшней, который здраво рассуждал, что “колхоз – дело это добровольное, хочешь – иди, а хочешь – со стороны гляди!”. Так вот он и хочет со стороны глядеть. Но добровольности как раз Советская власть и не терпела. Уже все было решено за крестьян и казаков в, Москве, не верящей слезам и крови, за кремлевскими стенами, сколько хозяев и в какой срок вступит в колхозы. И начинают общие собрания колхозников выносить постановления о выселении кулацких семей. Как это сделала гремяченская беднота на следующий день после убийства Хопрова, 4 февраля. Решение вынесено было единогласно. И те, кому совесть и гордость не позволяли жить бедно: Титок, Фрол Дамасков и другие, – едут теперь на голод, холод и смерть на далекий север. А с ними и те, кого потом власти уже не решаются назвать “кулаками”, – многодетный Гаев и ему подобные.

Раскулачивание называлось тогда “административной мерой”. Ее применяли к тем, кого считали врагами, если даже ничего противозаконного человек и не сделал. Поэтому-то так униженно просят прощения казаки и бабы после бабьего бунта. Не потому, что считают себя неправыми: они хотели взять зерно, которое им принадлежало и без которого они обречены были на голод. А потому, что боятся, что их объявят “врагами” и сошлют. И не пустыми словами, а страшной угрозой звучит давыдовское: “Большевики не мстят, а беспощадно карают только врагов..”.. И многое значит его обещание не считать участников “бабьего бунта” “врагами” и не применять к ним “административных мер”.

А кроме раскулачивания есть еще и меры, которые “убеждают”, что колхоза казакам не миновать: лишение гражданских и избирательских прав, после чего человека в любой момент могли арестовать; объявление бедных крестьян “подкулачниками”, если у них просыпались совесть и жалость. Объявление “социально опасным” и, наконец, наган и холодная комната. Последние меры отлично применял Макар Нагульнов. И идут, помимо воли, казаки, “слезой и кровью” разрывая “пуповину, соединявшую… с собственностью, с быками, с родным паем земли”.

Среди колхозников вынужден прятаться и крепкий хозяин Яков Лукич Островнов, который успел замаскироваться, чтобы не попасть под раскулачивание. Только с Половцевым и может откровенно поговорить он о колхозе, о бедняках, которые теперь там заправляют: “Он, может, всю жизнь на печи лежал да об сладком куске думал, а я… да что там гутарить!”. А Яков Лукич всю жизнь работал, да интересовался агротехникой, дагорб наживал. А теперь все под корень! Да, ужасная пора, когда трудолюбивый и удачливый человек вынужден прятаться. Конечно, писатель рисует Островнова, Половцева черными красками. Но думается, здесь явная предвзятость. Хорошие душевные качества мало зависят от денежного состояния. И они скорее даже присущи богатым людям, чем бедным.

За короткое время, что описано в романе “Поднятая целина”, читатель наглядно видит плоды “великого перелома”. В хуторе не остается зажиточных хозяев, хлеб для хлебозаготовок выбивают силой, крестьян, захотевших согласно лживой сталинской статье “Головокружение от успехов” выйти из колхоза, лишают семенного хлеба; перед вступлением в колхоз порезано множество скота и т. п. А впереди для страны страшный голод, репрессии и война…

Оправдывая жестокость и беззаконие, Шолохов пытается изобразить дело так, будто на Дону готовится антисоветское восстание. Сегодня уже известно, что большинство из тех контрреволюционных организаций, которые так успешно “раскрывало” ГПУ и НКВД, были попросту выдуманы. Скорее всего не существовал и описанный в романе “Союз освобождения Дона”, потому что большинство активных борцов с новой властью или уехали, или были уничтожены. А остальные рассуждали подобно Никите Хопрову: “Я против власти не подымаюсь и другим не советую”. Но даже если такой союз и существовал, он не мог серьезно угрожать партийной власти.

“Поднятая целина” невольно разоблачает и другой обман Сталина, что раскулачивание – это мера, принятая как защита против террора кулаков, которые всячески вредят колхозам. Нет, ничем русский народ не заслужил уничтожения миллионов самых работящих своих хозяев. А если и были где-то случаи сопротивления, то это была месть отдельных людей, доведенных до отчаяния ограблением и насилием над ними и близкими. Таков и Тимофей Рваный в романе.

Читая роман, горюешь, что так страшно изломаны и исковерканы оказались судьбы, души и нравы казаков. И невольно думаешь о том, до какого унижения России довела ее колхозная система, что она вынуждена просить помощи у других стран.