Category: Сочинения по литературе

С. А. ЕСЕНИН

ПЕСНЬ О СОБАКЕ

Утром в ржаном закуте,

Где златятся рогожи в ряд,

Семерых ощенила сука,

Рыжих семерых щенят.

До вечера она их ласкала,

Причесывая языком,

И струился снежок подталый

Под теплым ее животом.

А вечером, когда куры

Обсиживают шесток,

Вышел хозяин хмурый,

Семерых всех поклал в мешок.

По сугробам она бежала,

Поспевая за ним бежать…

И так долго, долго дрожала

Воды незамерзшей гладь.

А когда чуть плелась обратно,

Слизывая пот с боков,

Показался ей месяц над хатой

Одним из ее щенков.

В синюю высь звонко

Глядела она, скуля,

А месяц скользил тонкий

И скрылся за холм в полях.

И глухо, как от подачки,

Когда бросят ей камень в смех,

Покатились глаза собачьи

Золотыми звездами в снег.

Сегодня я начинаю мой дневник, а впечатления после встречи с Николаем Петровичем самые обычные: это простой русский дворянин, искренне любящий и почитающий своего сына. Он придерживается старых взглядов, так что не представляет для меня большого интереса.

А вот Павел Петрович – это воплощение старых взглядов и привычек. Да ведь из-за таких людей мир рушится, он же не дает развиваться обществу! У него в голове просто не укладывается, что глава государства – это еще не “пуп земли”, и что служить государству, отдаваясь душой и телом, – глупо….

Знакомство с Одинцовой произошло самым обычным образом. Но вот след в моей душе она оставила неизгладимый. Это красивая женщина с чувством собственного достоинства. Ее осанка, боже мой! Это же что-то божественное! Эта стройность, это умение держать себя! Меня поразило ее поведение. Обычно женщины с ее внешностью либо избалованы до неприличия, либо чванливы до невозможности. Да, я согласен, она – вдова, и это все объясняет. Она действительно сумела сохранить свою репутацию незапятнанной и не стала, как другие, кидаться на мужчин, болтать с ними о всякой чепухе и строить им глазки в надежде, что кто-нибудь влюбится в нее и женится. А потом женщина объясняет всем, что он утешил ее, успокоил ее душу, и она же не могла сидеть вечно во вдовах, да она еще и не так уж стара, и не так уж некрасива.

Анна Сергеевна… да, в ней что-то есть. Создается впечатление, что она слеплена совсем из другого теста, она воспитана человеком не от мира сего. Надо будет познакомиться с ней поближе, она достойна моего внимания…

15 июня. В моей душе творится что-то неладное, я не могу совладать с собой. Как же я мог отрицать это чувство? И все-таки, для всех я останусь таким же строгим и ничего не признающим человеком, буду таким же холодным. Я вижу, что Аркадий влюблен в Одинцову. Он мне постоянно говорит об этом, но я молчу. Я молчу, хотя знаю, что стоит мне при нем заикнуться о моих чувствах, и он сразу же отступит. Я был глуп, когда думал, что никогда и никого не полюблю. Да, я знаю, что Бога не существует, но судьба-то есть, и ты никогда не знаешь, что она тебе уготовила. Я жестоко наказан, я должен это выдержать, иначе я не буду Базаровым, а превращусь в обычных молодых людей, эту размазню, которая тает от красивых глаз, стройных ножек и еще всякой чепухи, которую женщины так любят выставлять напоказ. Согласен, они красивы, но глупы. А вот Анна Сергеевна сочетает в себе самые лучшие качества. Возможно, Аркадий и любит ее, но он не смог оценить ее по достоинству, он ее недостоин. Я хочу добиться ее, только хватит ли мне смелости признаться ей в нежных чувствах, а уж тем более сделать ей предложение…

20 июля. Я замкнулся в себе. Я не могу раскрыть мою душу кому-либо. Это значит унизить себя, показать себя слабым, а я так не сделаю. Наверное, единственный человек, которому я могу открыться, – это Одинцова. Но именно к ней и направлены мои чувства, мои мысли. Однако возникает страх увидеть себя отвергнутым, непонятым. А вдруг она не сможет отказать мне и будет со мной из жалости, тогда я снова буду унижен. Нет, признание не для меня! Я постараюсь сдержать себя, но мои чувства, как бы я их ни сдерживал, должны будут выйти наружу, а терпение мое уже на исходе…

1 августа. И все-таки я не выдержал… Я ей признался. Конечно же, я не был так нежен и многословен, как в душе, я придерживался своего обычного поведения. Я, однако, не увидел в ней желаемой реакции, она была холодна, как и полагается достойной женщине. Боже мой, мои усилия напрасны!

Мои страдания не поняты. Я гибну! Больше невыносимо находиться рядом с ней, я должен уехать.

25 декабря. После долгих раздумий и огромных мучений я покинул мой предмет любви. Я еду к родителям.

Встреча с родителями меня немного утешила, согрела, но мне уже начинают надоедать их постоянные заботы. Они даже в какой-то степени раздражают меня. Мои мысли стали реже возвращаться к Анне Сергеевне, но я ее так и не разлюбил. Я встречался с ней, мы разговаривали. Но видно, что она меня не любит, она видит во мне друга, единомышленника, но не более. Я понял, что мне не быть с ней…

Мне не повезло, мои лекарские работы закончились плачевно, я заразился тифом. Пока еще болезнь не сильно разбушевалась, но я знаю, что жить мне осталось недолго. Я умру с честью. Попросил отца послать мужика за Анной Сергеевной. Я в бреду. Но неужели я так и не увижу ее перед смертью? Неужели ее милые черты в последний раз не промелькнут перед глазами, не может быть, чтобы ее голос в последний раз не обласкал мой слух, ее слова не проникли мне глубоко в сердце и не расставили все на свои места!

Это чудо! Я увидел ее той же строгой дамой, она пришла ко мне. Однако в ее глазах я не увидел того обычного холода, а лишь чувство сострадания и печали. Но это чувство не унизило меня, оно придало мне уверенности в том, что она не была равнодушна ко мне. Она отчасти любила меня. Да, я умираю, но умираю счастливым. Моя душа чиста…

Тема русского характера в рассказе М. А. Шолохова “Судьба человека”

Одной из тем произведений М. А. Шолохова является изображение простого, “частного” человека, оказавшегося в водовороте исторических катастроф. Надо заметить, что с течением времени характер, содержание и тональность шолоховских произведений претерпели значительные изменения, которые редко оцениваются исследователями как позитивные. Шолохов – автор романа “Тихий Дон” – имеет мало общего с Шолоховым – автором “Поднятой целины” и даже “Судьбы человека”. Поздние произведения писателя имеют слишком много сентиментальных штампов, много общего далеко не с самыми выдающимися образцами советской литературы. Но интерес писателя к русскому человеку в гуще исторических событий, его поведению, поискам, тому выбору, который он совершает, остался, сохранился навсегда, просматривается во всех его произведениях. Творчество Шолохова очень тесно связано с русским народным сознанием, с одной стороны, и развивает эпические традиции Льва Толстого, с другой. Писатель воспринимает XX век как самый трагический в русской истории, не имеющий прецедентов в прошлом существовании человечества. Трагизм эпохи – доминанта произведений Шолохова, но вместе с тем никогда не возникает ощущения бессмысленности бытия. Для всех творений автора характерна вера в бессмертие и торжество жизни русского человека. Справедливо это и по отношению к небольшому рассказу “Судьба человека”. Героем рассказа Шолохов выбрал не убежденного коммуниста или прославленного героя, а обычного человека, одного из всех. Единственное, что отличает его от этих “всех”, – это “подпорченная” для советского человека биография: Андрей Соколов побывал в немецком плену. Таких, как он, тогда официально считали предателями, амнистированными (но не реабилитированными) только в 1953 году. Название рассказа, имя героя, скорее приобщавшее его к народной массе, чем выделявшее из нее, жизненный путь Андрея Соколова, вместивший в себя, кажется, больше, чем по силам одному человеку, – все это задает два полюса рассказа. С одной стороны, это история трагической судьбы одного русского человека. А с другой стороны, эта история – та степень обобщения, которая позволяет говорить, что история судьбы одного русского человека – это судьба всего русского народа, прошедшего страшную войну, фашистские лагеря, потерю самых близких людей, но не сломавшегося окончательно. Шолохов изображает то беспримерное терпение русского человека и всего русского народа, которое становилось объектом размышлений и изображения в классической русской литературе XIX века. Каждый момент личной истории Андрея Соколова, каждый поворот его судьбы, воспринимаясь как глубоко индивидуальные, одновременно проецируются на историю, на судьбу родного ему народа, неотъемлемой частью которого он является. Довоенная жизнь Андрея Соколова лишена каких-либо высоких свершений или подвигов, но она пронизана ощущением обычного человеческого счастья, так как в основе ее – исконные представления русского народа о любви, семье, долге человека. Жена, дети, любимая работа, дом – это ценности, которые определили собой духовный космос героя, воспитали в нем чувство ответственности за тех, кто рядом с ним. О нравственной чистоте героя свидетельствует его высочайшая совестливость: он пытается найти свою вину в том, что из-за рокового стечения обстоятельств погибла его семья, казнится, что не понял прощального плача жены, и даже в трагической гибели сына готов упрекнуть себя. Однако нет никакой вины Андрея в том, что неумолимый “рок событий” приносит ему несчастье за несчастьем, как нет его вины и в том, что, контуженный взрывом, в мае 1942 года он попадает в плен к немцам. Особое место в рассказе занимает эпизод в церкви, в которой вместе с другими военнопленными оказался Андрей Соколов. Снесенный снарядом купол храма, ставшего тюрьмой для пленников, – емкий символ всех тех роковых перемен, через которые пришлось пройти русскому человеку в XX веке. Не раз Андрея Соколова сберегала в жизни его способность терпеливо сносить удары судьбы, не смиряясь с обстоятельствами, но принимая их как неизбежность, чтобы в следующий момент нанести судьбе ответный удар, – способность, коренящаяся в глубоком убеждении солдата: “На то ты и мужчина, на то ты и солдат, чтобы все вытерпеть, все снести, если к этому нужда позвала”. Но главное, что позволяло ему выстоять, – в любых обстоятельствах он не терял лица, сохраняя достоинство русского человека, русского солдата, что всегда вызывало уважение, даже у врагов. Особенно показательна здесь сцена психологического поеди
нка Соколова с лагерфюрером, из которого первый вышел с честью, не умоляя врага о пощаде, но и не задирая его безрассудно. Не случайно можно провести параллель между этим эпизодом и тем событием, в честь которого самонадеянно пируют немцы, – Сталинградской битвой, отметив, что в обоих случаях именно простой русский солдат оказывается победителем. Почти сломили героя известия о гибели его семьи. Каким бы мужественным ни был человек, русский человек, но где-то есть грань: удары не прошли бесследно для него, повествователь обращает внимание на глаза Соколова, “словно пеплом присыпанные”. На смену кровному родству, о котором так много сказано в романе Шолохова “Тихий Дон”, приходит родство по несчастью, родство по сиротству, потребности в любви и опоре друг в друге. Мальчик-сирота, подобранный Соколовым у чайной, не просто заменяет Андрею сына, но становится его сыном, единственным смыслом искалеченной жизни. Рассказ Шолохова обрамляет символическая картина пути, по которому первой после войны весной бредут к своему будущему Дому Отец и Сын, и каждый из этих образов говорит о вечности жизни, о том, что, пока жива в русском человеке способность любить, русский народ бессмертен. Русский человек в этом рассказе предстает с чертами богатыря из народных сказок. Шолохов смог в небольшом по объему произведении сказать о многих достоинствах и добродетелях отдельного русского человека и всего русского народа, о которых размышляла классическая русская литература и которые помогли ему пережить тяжелейший и трагический двадцатый век русской истории.

Мне верить хочется, что сердце не игрушка,

Сломать его едва ли можно вдруг! Николай Заболоцкий

На исходе ядерного века, века машин и скоростей, наша отечественная проза активно обратилась к теме гуманизма. Будем ли мы задавлены сверх практичностью, или же человеческое в нас победит эту скрытую жестокость? Великий русский писатель и гуманист Федор Михайлович Достоевский полагал, что “красота спасет мир”. Я считаю, что именно красота человеческой души может спасти человечество.

Милосердие и сострадание. По определению В. И. Даля, это “сердце-болие, сочувствие, любовь на деле, готовность делать добро всякому, жалостливость, мягкосердечность”. В воспитании этих чувств нет надежней союзника, чем художественная литература. Именно она обладает способностью проникать в самое сердце человека, задевать струны его души. Находясь один на один с книгой, человек до конца откровенен и честен перед собой, и тогда живое слово падает на благодатную почву.

Антон Павлович Чехов, презиравший самодовольное счастье мещанина, писал: “Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что, как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда… и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других…”

Тема милосердия и сострадания человеку волнует таких современных писателей, как Валентин Распутин, Владимир Железников, Борис Екимов. Так, на долю героя рассказа В. Распутина “Уроки французского” выпали суровые испытания. В трудное послевоенное время приехал он из деревни в город, чтобы учиться в средней школе. “Никогда раньше даже на день я не отлучался из семьи и, конечно, не был готов к тому, чтобы жить среди чужих людей. Так мне было плохо, так горько и постыло! – хуже всякой болезни!” К душевным невзгодам прибавился голод. Скудные припасы, которые прислала старшему сыну мать, отрывая от других своих детей последний кусок, кто-то воровал. И мальчик погибал. Погибал не только физически, но и духовно. Вместе с его телом погибала вера в добро.

И вот в самые трудные минуты появился рядом с мальчишкой человек, протянувший руку помощи. Учительница французского языка стала приглашать подростка к себе домой на дополнительные уроки. А после уроков они играли с ним в “пристеночек” на деньги. Убедившись, что гордый мальчишка не примет открытой помощи, учительница пошла на эту маленькую хитрость. “Конечно, принимая деньги от Лидии Михайловны, я чувствовал себя неловко, но всякий раз успокаивался тем, что это честный выигрыш”.

“Это преступление. Растление. Совращение”, – задыхаясь от гнева, говорит директор школы. В приливе педагогической ярости он не может за азартной игрой увидеть, что происходящее в доме Лидии Михайловны – не просто уроки, а уроки милосердия, уроки веры в добро.

Этот рассказ Валентина Распутина заставляет задуматься о подлинной и мнимой человечности, о нерушимой связи между творящим добро и тем, кто его принимает. Учительница уехала, но она незримо продолжала оставаться рядом с мальчишкой, заняв в его жизни такое же место, как и мать, став судьей всех его дальнейших поступков.

Прошли годы… Лидия Михайловна, как пишет автор, уже не помнит, как она посылала мальчику по почте макароны. Писатель задается вопросом: “Почему?” И сам же отвечает: “Но, поразмыслив, я понял, что удивительного тут, в сущности, нет ничего: истинное добро со стороны того, кто творит его, имеет меньшую память, чем со стороны, кто его принимает. Так и должно быть… И если, уйдя от человека, добро возвращается к нему через много лет совсем с другой стороны, значит, оно обошло людей, и тем шире круг его действия”.

В наше бурное время такие чувства, как милосердие и сострадание многим кажутся пережитком старины. Попрание нравственных законов привело к тому, что чувства эти забыты. О том, как отразился этот процесс на молодом поколении 80-х годов, рассказал в повести “Чучело” Владимир Железников. Как и у В. Распутина, здесь перед нами слабое существо: нескладная, со странностями девочка Лена. Именно она становится жертвой бездушия своих одноклассников. Одни из них не ведают, что творят, другие знают, что Лена ни в чем не виновата, но предпочитают молчать об этом. Жестоко звучат язвительные попреки жертве у Железникова. “Нам такие не нужны! Чу-че-ло-о-о!” – кричат в лицо Лене ее одноклассники. Остается только задуматься: откуда в юных сердцах такая звериная злоба, откуда такая страсть к мучительству ближнего?

В поисках истоков такой жестокости В. Железников проводит исследование негативных сторон жизни нашего общества. И вдруг начинаешь понимать, что нельзя обвинять в жестокости только одноклассников Лены. Это вина и взрослых. Уродливые явления нашей жизни проявляются в поступках героев книги. “Он шел по земле, издавая вопли восторга, оставляя после себя крики возмущенных жертв”, – так сказано о Вальке по кличке Живодер. Он ловит и сдает на живодерню собак, расстреливает консервными банками кошек, поджигает старый дуб.

Разве не так же, с победными рапортами, шагают иные взрослые “покорители природы”, оскверняя все вокруг, не слыша, как стонет земля под их ногами? “Каждый должен получить по заслугам! – с таким лозунгом живет Железная Кнопка. Это она методично выискивает среди ребят предателя, а потом так же методично добивается исполнения наказания, не разбираясь в степени вины одноклассницы Лены.

Заканчивается повесть отъездом Лены из города. Ее отъезд более напоминает бегство. Но писатель дает мучителям Лены возможность в последний момент прозреть и понять, кого они изгнали. Вместе с Леной исчезли в классе доброта, доверчивость, сострадание, любовь. Поздно, но все-таки приходит к ребятам сознание того, что нельзя жить по звериным законам: “Тоска, такая отчаянная тоска по человеческой чистоте, по бескорыстной храбрости и благородству все сильнее захватила их сердца и требовала выхода”.

Ярко заявил о себе в литературе 80-х годов писатель Борис Екимов. Он ведет свой рассказ о донской земле, казачьих хуторах, где раньше кипела жизнь, а теперь доживают свой век старухи. Очень красочны в его произведениях картины природы. Писателя волнует проблема пьянства, надругательство над природой и, самое главное, “притерпелость” людей ко всем этим явлениям. Ревет голодная скотина, согнанная с четырех колхозов в укрупненный телятник. “А-а…Телки, – отмахивается управляющий в рассказе “Тарасов”. – Район придумал эту дурость, пусть у него голова и болит”. Читая эти строки, думаешь: “А может ли человек, так жестоко относящийся к животным, быть до конца добрым к людям?”

Б. Екимов описывает случаи, где безразличие проявляется и в отношении к людям, особенно старикам и старухам. Почти каждый вечер бродит по соседям баба Мотя и просит: “Посидите со мной Христа ради, а то я боюсь. Моих нет и нет”. Сначала с бабой Мотей сидели, но скоро это всем надоело. “Сколько людей, а некому посидеть со старухой”, – горестно вздыхает баба Мотя.

Не случайно сборник рассказов Б. Екимова носит название “Живая душа”. Здесь, как и у Распутина, писатель рассказывает о людях, творящих милосердие. Они дарят старикам необходимое им тепло, исцеляют их своей добротой. В роли таких целителей выступают не только взрослые, как в рассказе “Как рассказать…”, но и дети, как в рассказе “Некому посидеть со старухой”.

Думаю, наше поколение сможет возродить забытые чувства милосердия и сострадания к ближнему, сделать их главными в жизни. Надежным помощником нам будет книга, освещающая путь к светлому будущему. Ведь хорошая книга учит делать добро так, чтобы оно стало естественным в жизни человека, стало обыкновенным.

Роман Н. Г. Чернышевского “Что делать?” написан в 1863 г. Он стал настольной книгой молодых людей того времени. На нем воспитывалось не одно последующее поколение.

Что делать? Как жить дальше? Каким должно быть человеку? Этими вопросами задается автор романа и пытается решить важную проблему: определить право каждого человека на счастье, на достойную жизнь в современном государстве и светлое будущее.

“Новые люди” Чернышевского уверены в себе, духовно устойчивы и целеустремленны. Они тоже ведут борьбу с “отцами”, со старой жизнью.

Поскольку сам Чернышевский – разночинец, он хорошо знал не только то, как поступали, как думали “новые люди”, но и то, как они любили, чувствовали, уважали дружбу, строили семью и стремились к такой жизни, при которой можно было бы любить всех людей и доверчиво протягивать руку каждому, кто в этом нуждается (как Лопухов – Вере Павловне, Кирсанов – Кате Полозовой, Вера Павловна – девушкам-работницам мастерской и т. д.).

Герои Чернышевского находятся в привычной для них среде, где их окружают единомышленники, друзья (мастерская Веры Павловны), и каждый из них ощущает постоянную поддержку и участие в общем деле. Главное отличие “новых людей” в том, у них нет и не может быть одиночества, ощущения безысходности и отчаяния. Наоборот, даже в неблагоприятных обстоятельствах они не теряют нравственную опору – уверенность в том, что они делают важное и полезное для России дело, которое обязательно принесет достойные плоды.

Изображая жизнь своих героев, Чернышевский говорит: “Вот какими должны быть обыкновенные люди, если они хотят много счастья и наслаждения”. “Новыми людьми” в романе являются Лопухов, Кирсанов, Мерцалов, Вера Павловна, Полозова Катя и, конечно, Рахметов. Они – представители молодого поколения, люди нового типа. Они не делают ничего такого, что превышало бы их человеческие силы. Это вполне обыкновенные люди, наделенные самыми разными человеческими качествами. Большинство из них с детства познали нужду и непосильный труд, грудью прокладывали себе дорогу в будущее, проходя через лишения и многочисленные испытания, чтобы получить образование, стать самостоятельными и помогать другим добиться того же. Особенную волю и настойчивость “новые” люди проявляют в овладении знаниями, поскольку именно они помогают стать свободными, найти свое жизненное предназначение.

“Новые люди” – революционеры-демократы, у которых “с утра до ночи отец и мать все хлопотали и толковали о куске хлеба” и которые посвятили себя делу освобождения народа. При этом они хорошо понимают определяющую роль материальных факторов в политической борьбе. Они понимают личное счастье как участие в борьбе за счастье общее: Вера Павловна “от мысли о себе, о своем милом, о своей любви… перешла к мыслям, что всем людям надо быть счастливыми и что надобно помочь этому скорее прийти…”

Для “новых людей” нет труда высокого и низкого, достойного и недостойного, увлекательного и скучного. По их мнению, труд ради карьеры и богатства развращает, унижает и нравственно уродует, а бескорыстный труд, любимая работа ради помощи людям формирует личность и облагораживает. Для Веры Павловны и Кати Полозовой, например, труд – естественное состояние, способное осчастливить человека, придав смысл его жизни. Мастерская давала Вере Павловне и Кате Полозовой сознание своей общественной полезности, чувство внутренней независимости, возможность свободного развития личности.

“Новые люди” хотят улучшить быт, они живут весело и дружно, они умеют гармонично сочетать отдых и труд, наслаждаться жизнью и любить. Так, в семье Лопуховых царит счастье полного взаимопонимания супругов, радость одухотворенного труда, взаимного доверия и честности чувств. В их семье нет никаких препон для выявления индивидуальности каждого. Именно это помогло им разобраться в том, что они со временем перестали подходить друг другу. Как утверждает Чернышевский, “любовь в том, чтобы помогать возвышению и самому возвышаться”, и именно это чувство пробуждает в человеке творческие силы и дает ему высшее счастье. “Новые люди” верят в завтрашний день, в “светлое и прекрасное” будущее, к которому автор призывает стремиться и своих читателей.

О люди! Жалкий род, достойный слез и смеха!

Жрецы минутного, поклонники успеха!

Над кем ругается слепой и буйный век,

Но чей высокий лик в грядущем поколенье

Поэта приведет в восторг и умиленье!

А. С. Пушкин

Одна из центральных тем романтизма – тема вольности и гордого одиночества. Она нашла отражение в творчестве таких великих поэтов, как Байрон, Гете, Шиллер, Гейне. Европейских романтиков увлекала идея непонятности поэта обществом, его изгнанности и трагического одиночества. Большое место занимала эта тема и в творчестве одного из величайших русских поэтов – М. Ю. Лермонтова.

Поэт – избранник судьбы. Эта избранность – не только величайший дар, но и тяжелое бремя. Одаренная личность воспринимает и чувствует окружающее глубже и тоньше других, переживания ее остры до болезненности. Поэту свойственны нетерпимость ко лжи, несправедливости; взыскательность, стремление к совершенству в отношениях с людьми, он требователен до жестокости, что часто приводит к конфликту между ним и обществом. Естественный удел поэта – постоянная борьба и одиночество. Это судьба талантливых поэтов всего мира, и поэтому тема одиночества в понимании немецких романтиков близка и Лермонтову. Пропустив их произведения через призму своей творческой личности, переосмыслив и переоценив их, русский поэт создал целый ряд гениальных и неповторимых стихотворений, таких, как “Родные вершины…”, “На севере диком…” и др.

Травля поэта обществом может привести даже к гибели борца, и Лермонтов знает об этом: под впечатлением от трагической смерти Пушкина он пишет стихотворение “Смерть поэта”, в котором осуждает слепое, подлое и жестокое общество, фактически казнившее замечательного поэта за его вольнолюбие, смелость и едкую критику этого общества. Еще в молодости Лермонтов видел чудовищную несправедливость и низость, которые вызывают в нем резкий протест. В стихотворении “Парус” звучат мотивы одиночества и жажды очистительной бури, которая смыла бы все несправедливости мира:

А он, мятежный, просит бури,

Как будто в бурях есть покой!

Эту борьбу, стремление к очищению общество понять и оценить неспособно, оно изгоняет поэта, и тот, не сломленный, гордо покидает свет, мечтая найти приют себе и своим убеждениям “за стеной Кавказа”. Так в лирике Лермонтова появляется мотив изгнанничества:

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ…

Внешне поэт спокойно и хладнокровно переживает свой отъезд, но в душе он болезненно относится к своему изгнанию, он любит родной край и на самом деле не хочет с ним расставаться. Потому в стихотворении “Тучи” тучки мчатся, как он, “с милого севера в сторону южную”, но они неживые и не могут разделить его боль расставания с Родиной:

Нет у вас родины, нет вам изгнания!

Боль усугубляется тем, что поэт абсолютно одинок, рядом с ним нет понимающей и сочувствующей души, которая могла бы разделить его тоску по родине. В стихах Лермонтова начинает звучать мотив разобщенности, невозможности соединения с родственной душой. Так, поэт трактует любовное стихотворение Шиллера, где говорится о невозможности встречи двух влюбленных, по-своему делая акцент на невозможность слияния вообще двух родных душ (“На севере диком…”).

Несчастлив и одинок был Лермонтов и в личной жизни. Эти переживания вылились в целый ряд лирических стихотворений о неразделенной любви, об измене и женском коварстве (“Нищий”, “Я не унижусь пред тобою…” и др.). Поэту не хватало не только друзей и единомышленников, но и любящей женщины, с которой легче было бы пережить все трудности жизненного пути. Лермонтов совсем один, и это одиночество, хотя и гордое, гнетет его. Оно приобретает вселенские масштабы, и поэт уже чувствует себя одним в целом мире, во всей вселенной. Борьба теряет свой острый смысл, поэт устает от нее и уже мечтает не о ней, а о покое и свободе, вольности:

Я ищу свободы и покоя,

Я б хотел забыться и заснуть.

В стихотворении чувствуется ужасная усталость, безысходность, из-за которой поэт хочет погрузиться в тихий сон, где нет трудностей и тревог, и этот сон потом плавно перейдет в смерть, такую же тихую и безболезненную. А в стихотворении “И скучно и грустно” звучит не только безысходность, но и пугающий пессимизм, разочарованность в жизни:

И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, Такая пустая и глупая шутка…

Это слова человека, потерявшего всяческую веру, надежду, разуверившегося и разочаровавшегося в жизни. В этих строках слышится горечь непонятности и одиночества, желание освободиться от мирских условностей и обрести вольность и покой в мире ином, где нет земных предрассудков и жестокостей.

В одном из своих поздних стихотворений – “Дума” – поэт обобщает свои размышления о роли своего поколения в истории и приходит к выводу, что оно жило на свете напрасно.

Не бросивши векам ни мысли плодовитой,

Ни гением начатого труда.

Однако история рассудила иначе; великий поэт здесь ошибся: если его лирика и не ценилась современниками, то виноваты в этом только серость и индифферентность общества, не сумевшего распознать настоящего гения и сделавшего его гордым одиноким странником. Творчество Лермонтова, богатое и разнообразное, отразившее напряженные духовные искания, богатство внутреннего мира поэта, не перестает восхищать потомков. М. Ю. Лермонтов, гениальный художник слова, относится к плеяде величайших поэтов, составляющих славу не только русской, но и мировой литературы.

В больничной палате города D готовились к операции. Из кабинета в кабинет то и дело слонялись люди с умным видом на лицах, одетые в грязные халаты. Вся необходимая аппаратура была заблаговременно доставлена в операционную. Чтобы ввести читателя в курс дела, непременно сообщу, что единственный дельный хирург по причине душевного расстройства вынужден был покинуть клинику пару недель назад и теперь, видимо, находился на одном из черноморских курортов вдали от больничных проблем. Долгие поиски подходящего лекаря не увенчались успехом. Тогда больничная дирекция приняла решение пригласить молодого практиканта из Медицинской краевой академии. Антон Семеныч Дубов, человек лет двадцати пяти, не отличался высокой успеваемостью в заведении, где он обучался, и долгое время не мог подыскать себе подходящего места для практики, пока лично не обратился в клинику по причине сильного насморка. К заболеваниям Антон Семеныч относился очень серьезно и был одним из наиболее частых посетителей Городской Больницы № 1, где и получил предложение подменить отдыхаю-щего хирурга. В данный момент он находился в кабинете отсутствующего коллеги и, развалившись в мягком кресле, читал газету двухдневной давности. На процесс бритья времени у Антона Семеныча не оставалось, поэтому его лицо заросло колючей щетиной. Из-за рассеянности, обучаясь в Академии, он нередко забывал помыть руки перед операцией или надеть марлевую повязку, чем приводил в ужас не только пациентов, но и своих преподавателей. Вот и сейчас господин Дубов неторопливо направлялся в операционную, прихватив с собой кожаный чемодан с инструкциями.

Пациент, мужчина лет сорока, городской следователь, был заблаговременно доставлен в операционную с травмой позвоночника. Увидев бородатого типа с чемоданом, он неожиданно подпрыгнул. Если бы пациент не был накрепко привязан к операционному столу, то непременно упал бы.

– Чего вам от меня надобно? – дрожащим голосом пролепетал он, сверля взглядом бородатого хирурга.

– Неужели вы не понимаете, что ваша жизнь в опасности? Разве вы не знакомы с пользой хирургического вмешательства или недооцениваете мой талант?

– Что вы, что вы…

– Тогда приступим-с.

Хирург присвистнул, и в операционную вошли четверо ассистентов и принялись подготавливать инструменты.

– Гм… холодное оружие! – не веря своим глазам, прошептал пациент. – Я вас непременно арестую! Я вам этого не прощу!

– Живи будете – арестуете. Но до этого еще далеко… Приступим, коллеги.

– Помогите! Спаси…

В этот момент на лицо пациента была наложена маска, присланная из столицы к десятилетию заведения. Но наркоз на пациента почему-то не подействовал. Он по-прежнему продолжал угрожать, звать на помощь. Тогда по указанию молодого хирурга была осуществлена необходимая профилактика: вызвали двух санитаров из психиатрического отделения и сих помощью сделали пациенту замораживание языка. Эта процедура была знакома Дубову довольно давно и хорошо себя зарекомендовала. Таким образом хирурги экономили на наркозе, но и здесь имелись свои издержки: в отсутствие санитаров из корпуса душевнобольных то и дело сообщалось об избиении докторов, один из которых недавно скончался на этом операционном столе.

Усмирив пациента, Дубов дал знак коллегам и открыл чемоданчик. Помимо литературы о проведении экспериментов и сложных хирургических вмешательств, здесь имелась брошюра о транспортировке пострадавших и внезапно умерших, а также наглядное пособие по проведению вскрытий.

– Вот с этого-то мы и начнем! – уверенным голосом проговорил бородатый хирург, указывая на книгу иностранного автора”Тайны человеческого организма”.Первая часть книги посвящалась тайнам организма, и как способ его изучения предлагалось вскрытие. Вторая же часть целиком состояла из наглядных рисунков. Даже не особо просвещенный в хирургии человек мог бы с легкостью разобраться в этом ответственном процессе. Доктор Дубов сегодня был как никогда уверен в себе, несмотря на то что три предыдущих его операции в Академии не увенчались успехом.

Вооружившись острым скальпелем, Антон Семеныч начал зачитывать выдержки из вышеупомянутой книги.

– Для изучения тайн человеческого организма необходима его доступность. Кожа человека представляет этому серьезную преграду.

На лице больного отобразилась ужасная гримаса, словно он был одной ногой на том свете. Будучи не в состоянии говорить, следователь лишь что-то промычал и упал в обморок. Видимо, он подумал, что с него будут снимать кожу. А Антон Семеныч как ни в чем не бывало продолжал знакомить ассистентов с умными мыслями зарубежного автора.

– Способ устранения этой преграды – вскрытие. Для его выполнения необходимо иметь…

Далее следовали сложные медицинские названия разнообразных колюще-режущих инструментов, которые могли бы с успехом быть распознаны пациентом как холодное оружие.

– Первое: помыть руки.

– Антон Семеныч, так у нас воду за неуплату еще на прошлой неделе отключили, обещали вырубить электричество, – сообщил ассистент.

– Что ж, первый пункт здесь обозначен как неосновной – пропустим.

– Второе: включить свет для лучшей видимости.

– Да-с.

– Прекрасно, приступим к третьему пункту.

С этими словами он отложил медицинский бестселлер и приступил к процедуре. Теперь все зависело лишь от мастерства хирурга и профессионального опыта автора книги.

– Ассистент, спирт.

– Сестра, скальпель. Нет, лучше ножницы!

Все фразы произносились в столь непринужденном тоне, что со стороны могло показаться, будто за дверью идет дружеская беседа. Слышались самые разные голоса, но только не голос пациента, которому, по мнению доктора, не суждено было заговорить, по крайней мере в ближайшие два часа.

Пациент, несмотря на прогнозы доктора, периодически просыпался, по-своему давая понять, что замораживание языка – вовсе не лучший наркоз. Видимо, сильная боль давала о себе знать: он периодически терял сознание.

Антон Семеныч, взволнованный тем, что следователь уже довольно давно не приходил в сознание, решил измерить пульс больного.

– Спасем следователя! – завопил он, обнаружив, что пульс у больного не прощупывается.

– Что такое? Какая еще беда приключилась? – интересовались мнением коллег медработники. – Видно, следователю жить недолго осталось?

Некто вахтер Ладов поспешил уведомить родственников пациента о приближающейся трагедии.

Через пять минут у дверей операционной собрался чуть ли не весь персонал больницы. Дубов выбрал из них пятерых, по его мнению, самых просвещенных и приступил к двухминутному обсуждению дальнейших действий. Продолжение операции оказалось бы смерти подобно, и тогда Антон Семеныч поставил на голосование вопрос о применении для пациента аппарата по искусственной стимуляции сердечной мышцы. Решение было принято, хотя один из его коллег высказал мнение о необходимости постоянной экономии электроэнергии.

– Что ж, кажется, все готово! – довольным голосом проговорил хирург. – Запускаем!

Пациент начал извиваться в конвульсии, а Дубов, отключив ток, решил, что дальнейшее выздоровление пациента уже не зависит от хирургического вмешательства. И Антон Семеныч, довольный тем, что ему удалось продлить жизнь пациента, вышел из операционной и направился в кабинет.

После удачных операций доктора нередко позволяют себе принять несколько доз спиртного. Дубов не стал исключением. После третьей дозы дверь кабинета открылась, и на пороге возник следователь.

– О, мой Бог! Вы ли это? – перепуганным голосом пролепетал Антон Семеныч.

– Мы

– А я-то думал, вы уже

– Не дождетесь! Я вас тут всех пересажаю!

Далее Антон Семеныч услышал лишь громкий хлопок двери, а на следующее утро проснулся в совершенно другом, хотя и тоже казенном заведении – городской тюрьме. Говорят, там очень нужны хирурги…

“Кто мог пережить, тот должен иметь силу помнить”. Мужество памяти, к которому призывал Герцен, самому ему было присуще вполне и стояло у истоков замысла “Былого и дум”. За какие-нибудь несколько лет, с 1848 по 1852 год, он пережил духовный переворот, интенсивность и последствия которого по праву были охарактеризованы как “духовная драма” Герцена. Тогда же из своей большой семьи, состоящей из четверых детей, жены и матери, он теряет мать, сына и жену. Мать и сын погибли в море при кораблекрушении, жена ушла из жизни при обстоятельствах, позволяющих говорить о семейной трагедии Герцена.

Поражение революции 1848 года, послужившее причиной духовного кризиса, утрата близких обостряют у Герцена чувство одиночества. Поселившись в Лондоне, он заново переживает события последних лет своей семейной жизни. Желание написать “ме-муар о своем деле” становится, по признанию Герцена, “фонетическим”, непреодолимым. В своей трагедии он усматривает черты, связывающие ее с широким кругом фактов общего характера, с типологическими явления современной ему жизни Запада, с непознанными закономерностями человеческих судеб. Такое понимание задуманного >же несло в себе все возможности будущего огромного полотна, потому что мучавшая Герцена мысль, что с его “смертью умрет истина”, искала выхода не в замкнувшемся в себе горе, а в осмыслении того, что произошло, в обращении к суду читателя.

Свою читательскую аудиторию Герцен видел прежде всего на родине.

“Былое и думы” изначально создавались для России, были вкладом в ее духовный опыт, и в этом смысле Герцен правомерно поставит свои записки рядом с изданием Вольной русской типографии, когда напишет: “Надобно было во что б ни стало снова завести речь с своими, хотелось им рассказать, что тяжело лежало на сердце”. Писем не пропускают – книги сами пройдут; писать нельзя – будут печатать; и я принялся мало-помалу за “Былое и думы” и за устройство русской типографии”. Поиски Герцена, революционера и мыслителя, не могли не выходить за рамки собственно художественной практики.

Путь от ранних автобиографических произведений к “Былому и думам” был путем от романтического понимания личности к ее реалистическому воссозданию, от либеральных иллюзий к революционному демократизму. Характеризуя эпоху, непосредственно предшествовавшую началу работы над “Былым и думами”, Герцен указывал на идейно-политические переломы, исторические катаклизмы как на одну из главных причин широкого обращения к мемуаристике в Европе. “С внешней стороны, – писал Герцен о времени, последовавшем за революцией 1848 года, – своеволие власти, казни. С внутренней – раздумы человека, который, прошедши полгода, начинает догадываться, что он ошибся, и вследствие того перегибает свое прошедшее, близкое и далекое, принимает былое и считает его с настоящим “.

Меньше всего речь идет в “Былом и думах”, которые изначально создавались для России, о пассивном приятии всего, что произошло. Напротив, примирение здесь – это тоже мужество, это умение видеть все таким, каким оно является на самом деле.

Задумываясь над тем, имеет ли он право сделать свою собственную жизнь достоянием гласности, Герцен подходит к проблеме с двух точек зрения. С одной стороны, как писатель-реалист, от считает все сферы жизни достойными изображения. В предисловии к английскому изданию “Былого и дум” 1855 года Герцен создает нечто вроде декларации, в которой существенна одна фраза: “Вполне достаточно быть просто человеком, у которого есть что рассказать и который может и хочет это сделать”.

“Былое и думы” – произведение, достигшее лучших образов художественной литературы своего времени. С большим совершенством оно выразило те стремления к возможно полному изображению себя и действительности, которые давно уже зрели в литературе вообще и мемуарно-автобиографической литературе в частности.

Значимость произведения для революционной борьбы, исторический интерес, самораскрытие личности составляют тот комплекс требований, который выработался у Герцена по отношению к мемуаристике к началу работы над “Былым и думами” и окончательно сформировался в процессе творчества.

Молчать и гибнуть… Но милей,

Чем жизнь, волшебные оковы!

Николай Ленау

Александра Ивановича Куприна, чудесного мастера художественного слова, гуманиста и правдоискателя, с неменьшим основанием можно назвать певцом возвышенной любви. Перелистывая страницы его произведений, читатель окунается в удивительный мир его героев. Все они очень разные, но в них есть что-то, что заставляет сопереживать им, радоваться и огорчаться вместе с ними.

Протестуя против пошлости и цинизма буржуазного общества, продажных чувств, проявлений “зоологических” инстинктов, писатель ищет удивительные по красоте и силе примеры идеальной любви, то отправляясь для этого в глубину веков, то забираясь в лесную глушь Волынской губернии, то заглядывая в каморку влюбленного отшельника, последнего романтика в жестоком и расчетливом мире. Его герои – люди с открытой душой и чистым сердцем, восстающие против унижения человека, пытающиеся отстоять человеческое достоинство.

Повесть “Гранатовый браслет” – это подтверждение того, что Куприн ищет в реальной жизни людей, “одержимых” высоким чувством любви, способных подняться над окружающими, над пошлостью и бездуховностью, готовых отдать все, не требуя ничего взамен.

Писатель воспевает возвышенную любовь, противопоставляя ее ненависти, вражде, недоверию, антипатии, равнодушию. Устами генерала Аносова он говорит, что это чувство не должно быть ни легкомысленным, ни примитивным, ни, тем более, основываться на выгоде и корысти: “Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться”. Любовь, по Куприну, должна основываться на возвышенных чувствах, на взаимном уважении, честности и правдивости. Она должна стремиться к идеалу.

Именно такой была любовь Желткова. Мелкий чиновник, одинокий и робкий мечтатель, влюбляется в молодую светскую даму, представительницу так называемого высшего сословия. Много лет продолжается безответная и безнадежная любовь. Письма влюбленного служат предметом насмешек и издевательств со стороны членов семейства Шейных и Булат-Тугановских. Не воспринимает их всерьез и княгиня Вера Николаевна – адресат этих любовных откровений. А присланный неизвестным влюбленным подарок – гранатовый браслет – вызывает бурю негодования. Близкие княгине люди считают бедного телеграфиста ненормальным, маньяком. И только все тот же генерал Аносов догадывается об истинных мотивах столь рискованных поступков неизвестного влюбленного: “А – почем знать? Может быть, твой жизненный путь, Верочка, пересекла именно такая любовь, о которой грезят женщины и на которую больше неспособны мужчины”.

А наш герой только и живет этими напоминаниями о себе: письмами от Г. С. Ж., гранатовым браслетом. Это поддерживает в его душе надежду, дает ему силы переносить страдания любви. Любви страстной, испепеляющей, которую он готов унести с собой в потусторонний мир. Смерть не страшит героя. Любовь сильнее смерти. Он благодарен той, которая вызвала в его сердце это прекрасное чувство, возвысившее его, маленького человека, над огромным суетным миром, миром несправедливости и злобы. Именно поэтому, уходя из жизни, он благодарит ее, благословляет свою возлюбленную: “Да святится имя Твое”.

“Да святится имя Твое” – рефреном звучит в последней части “Гранатового браслета”. Ушел из жизни человек, но не ушла любовь. Она словно рассеялась в окружающем мире, слилась с бетховенской сонатой №2 Largo Appasionato Под страстные звуки музыки героиня ощущает мучительное и прекрасное рождение в своей душе нового мира, испытывает чувство глубокой благодарности к человеку, который выше всего в своей жизни поставил любовь к ней, даже выше самой жизни.

Письма Татьяны и Онегина резко выделяются из общего текста пушкинского романа в стихах, помогают лучше понять героев, и даже сам автор выделяет эти два письма: внимательный читатель сразу заметит, что они отличаются от строго организованной “онегинской строфы”, здесь – иной стих.

Письмо Татьяны к Онегину… Его писала юная уездная барышня (как известно, по-французски), вероятно, переступая через серьезные нравственные запреты, сама пугаясь неожиданной силы своих чувств:

Я к вам пишу – чего же боле?

Что я могу еще сказать?

Теперь я знаю, в вашей воле

Меня презреньем наказать…

Уже в этих строках – вся Татьяна. Гордость, ее понятие о приличиях страдают оттого, что ей приходится первой признаваться в любви мужчине. В глубине души Татьяна наверняка была уверена во взаимности. Она предполагает, что могла бы быть счастлива с другим, и в этом предположении есть доля столь несвойственного ей кокетства; но тут же стремительность чувств в ней берет верх: “Другой!.. Нет, никому на свете не отдала бы сердца я…”. Резкий, внезапный переход на “ты” – как бы случайный, неосознанный. Почему?.. Татьяна здесь и в последующих строках предельно открыта, абсолютно откровенна. Она рассказывает о своих чувствах, ничего не скрывая, честно и прямо: Вообрази: я здесь одна, Никто меня не понимает, Рассудок мой изнемогает, И молча гибнуть я должна. Так вот что искала она в Онегине!.. Понимание. Онегин с его светской пресыщенностью казался ей, юной деревенской девочке, человеком необыкновенным – а значит, способным ее понять. Но Татьяна сама осознает ужас своего поступка, безнравственного в глазах света (но не в ее собственных!), и пишет:

Кончаю. Страшно перечесть…

Стыдом и страхом замираю…

Но мне порукой ваша честь,

И смело ей себя вверяю…

Какая сила и простота в этих словах!.. И вновь – переход на “вы”… Опомнилась, спохватилась, пожалела о собственной смелой искренности (“страшно перечесть”), но – ни единого слова не исправила. Вот она – Татьяна Ларина, героиня романа.

Онегин не таков. Кстати, не надо забывать, что Онегин в начале романа и в конце его – это разные люди. Письмо пишет “второй” Онегин, изменившийся за время странствий, вновь способный любить. Как и Татьяна, он переступает через неписаные законы общественной нравственности – пишет любовное письмо замужней даме:

Предвижу все: вас оскорбит

Печальной тайны объясненье.

Какое горькое презренье

Ваш гордый взгляд изобразит!..

Здесь не стремительный юный порыв Татьяны, а глубокое чувство зрелого человека. Понимая, что он может повредить репутации Татьяны, Онегин ни в коей мере не ставит ее под удар, ничего не просит:

Нет, поминутно видеть вас,

Повсюду следовать за вами,

Улыбку уст, движенье глаз

Ловить влюбленными глазами…

Вот и все, о большем он не смеет сказать. Теперь это совсем другой человек. Прежний Онегин – тот самый, что дал такую строгую отповедь Татьяне в парке, – не смог бы полностью подчиниться такому чувству, не смог бы так любить:

И, зарыдав, у ваших ног

Излить мольбы, признанья, пени,

Все, все, что выразить бы мог,

А между тем притворным хладом

Вооружать и речь и взор…

Онегин не может (и не смеет, и не имеет права!) выразить иначе свою любовь. Он вынужден притворяться. И в итоге герой признает себя побежденным:

Но так и быть: я сам себе

Противиться не в силах боле;

Все решено: я в вашей воле

И предаюсь моей судьбе.

Заметим, что здесь – почти дословное повторение письма Татьяны: “Все решено: я в вашей воле”, – пишет Онегин, а она: “Теперь, я знаю, в вашей воле…”. Быть “в чужой воле”, зависеть от кого-то – и счастье и несчастье одновременно. Пушкин любит своих героев, но не жалеет их: они должны пройти сложный и тернистый путь нравственного совершенствования, и два письма, таких близких по смыслу и таких разных по его выражению, – этапы этого сложного пути.