Category: Сочинения по литературе

Николай Алексеевич Некрасов назвал поэму “Кому на Руси жить хорошо” “эпопеей народной жизни”. Само авторское определение указывает на центральный образ поэмы – русский народ. Творческой основой народа, силой, создающей нацию, Некрасов считал крестьянство.

Русское крестьянство предстает в поэме как собирательный образ, многоликое явление и раскрывается и в массовых сценах, и в образах отдельных персонажей. В главах “Сельская ярмонка”, “Пьяная ночь”, “Пир на весь мир” Некрасов создает ряд массовых сцен, в которых крестьянство изображено единым целым в различных, но при этом типичных для него ситуациях : на празднике, в пьяном застолье, на базаре, на сельском сходе. Стержнем любой массовой сцены становится то состояние, настроение, которое владеет крестьянами в тот момент и которое, несмотря на все конкретности, объединяет их в целое.. Например, в главе “Пьяная ночь” таким состоянием является “пьянство дикое – чумной порок России”, в главе “Сельская ярмонка” – настроение приподнятости, оживления, праздника. Характерно для массовых сцен в поэме и то, что в пестроте,

водовороте лиц автор неожиданно задерживает внимание на каком-то второстепенном герое – и дает его развернутую характеристику. Таков, например, в главе “Сельская ярмонка” пропившийся дед Вавила, который мечтает купить сапожки своей внучке.

В создании массовых сцен Некрасов использует прием многоголосья, когда кроме голоса автора появляются другие персонажи. Поэт мастерски воспроизводит поток живой разговорной речи, метко индивидуализирует речь героев. В море людских

голосов выделяются краткие реплики, которые создают красочную картину народной жизни. Характерный пример – глава “Пьяная ночь”, где реплики сливается в одной строфе в многоголосный хор крестьян, возвращающихся с ярмарки. В массовых сценах

раскрываются особенности национального характера : бесшабашная удаль, душевная широта, способность к сопереживанию. Взгляд Некрасова реалистичен, трезв. Крестьяне предстают перед читателями и жестокими, и безобразно пьяными, и невежественными до дикости. Но крестьянство, обладает способностью к постоянному труду, природным умом и смекалкой. Среди народа Руси, автор видит и людей оставшихся без крова и хлеба, и проходимцев, и борцов за истинную веру, и правдолюбцев, и хранителей народной мудрости, народного словесного искусства. Богатство черт русского народа, его возможности проявились и в индивидуальных образах поэмы. Вся поэма с начала и до

конца пронизана атмосферой духовных поисков. “Кому на Руси жить хорошо” начинается спором семерых мужиков, этот спор является не только зачином, но и началом целой системы споров и напряженных размышлений. Спорит с Вертенниковым Яким Нагой, спорят о Ермиле Гирине Федосей и поп, Матрена Тимофеевна рассказывает о спорах Савелия с самим собой и со всем крестьянством, в споре рассказываются легенды о Кудеяре, о Якове верном, о крестьянском грехе. Индивидуальные образы поэмы – это образы постоянно ищущих правду жизни людей. Индивидуальный бунт против несправедливости, душевная стойкость воплощены в образе Савелия, которому даны черты эпического героя. Дух свободолюбия как будто передан им в наследство

Матрене Тимофеевне. Но в героине поэмы есть как душевная красота русской женщины, так и жертвенность матери и жены. А в Якиме Нагом выражены правдоискательство и тяга к прекрасному.

Русский народ в изображении Некрасова – сила, противостоящая образованному меньшинству. Невежество, жестокость, пьянство, лень – и трудолюбие, смекалка, поэтичность создают противоречивую реальную картину народной жизни. Можно не соглашаться с позицией автора, призывающем к бунту, к насилию, но жизнь народа, его духовное состояние даны в поэме подробно и точно. И в этом отношении “Кому на Руси жить хорошо” по праву может считаться народным произведением, и дающим богатую пищу для размышления о судьбах России.

А. С. ПУШКИН

Exegi monumentum*

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа,

Вознесся выше он главою непокорной

Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру – душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит –

И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,

И назовет меня всяк сущий в ней язык,

И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой

Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

Веленью Божию, о муза, будь послушна,

Обиды не страшась, не требуя венца,

Хвалу и клевету приемли равнодушно,

И не оспоривай глупца.

* Я воздвиг памятник (лат.) – Начало оды Горация (кн. III, ода XXX).

Одаренность этого человека была поистине феноменальной. Его знания были огромны и многосторонни, он выучил множество языков, был хорошим офицером, способным музыкантом, выдающимся дипломатом с задатками крупного политика.

Но при всем том его мало кто помнил бы, если бы не комедия “Горе от ума”, которая поставила Грибоедова в один ряд с величайшими русскими писателями.

В биографии Грибоедова много загадок и пробелов, особенно это касается детства и юности. Достоверно не известен ни год его рождения (1794 или 1795; хотя точно известен день – 4 января), ни год поступления в университетский благородный пансион. Не подтверждена документами широко распространенная версия, по которой Грибоедов окончил целых три факультета Московского университета и лишь из-за войны 1812 года не получил докторской степени.

Точно известно одно: в 1806 году он поступил на словесный факультет, а в 1808 году окончил его. Если Грибоедов действительно родился в 1795 году, как полагают большинство биографов, ему было тогда 13 лет.

Более достоверны сведения о жизни Грибоедова, начиная с 1812 года. При нашествии Наполеона Александр Сергеевич записался, как и очень многие московские дворяне, офицером в ополчение. Но участвовать в боях ему так и не привелось: полк стоял в тылу.

После войны будущий писатель служил в Белоруссии. Молодость Грибоедов провел бурно. Себя и своих однополчан, братьев Бегичевых, он называл “пасынками здравого рассудка” – так необузданны были их проказы.

Известен случай, когда Грибоедов как-то уселся за орган во время службы в католическом храме. Сначала он долго и вдохновенно играл духовную музыку, а потом вдруг перешел на русскую плясовую.

Проказничал и озорничал Грибоедов и в Петербурге, куда переехал в 1816 году (год провел в отставке, а затем стал чиновником Министерства иностранных дел). Но к этому времени он уже начал всерьез заниматься литературой. Из Белоруссии Грибоедов привез комедию (перевод с французского) “Молодые супруги”.

В столице ее поставили не без успеха. Затем Грибоедов участвовал в качестве соавтора в написании еще нескольких пьес. Сцена стала его настоящей страстью. Он подружился с директором петербургского театра, драматургом Шаховским и особенно близко с талантливым поэтом и знатоком театра Павлом Катениным.

В соавторстве с Катениным Грибоедов написал лучшее из своих ранних произведений – комедию в прозе “Студент” (1817). При жизни Грибоедова она не попала ни на сцену, ни в печать. Возможно, выпады в адрес литературных противников (Жуковского, Батюшкова, Карамзина), стихи которых пародированы в пьесе, показались цензуре неприличными.

Не меньше авторской славы прельщала и притягивала Грибоедова закулисная жизнь театра, непременной принадлежностью которой были романы с актрисами. Одна из таких историй закончилась трагически.

Два приятеля Грибоедова, кутилы Шереметев и Завадовский, соперничали из-за балерины Истоминой. Известный в городе дуэлянт Александр Якубович (будущий декабрист) раздул ссору, а Грибоедова обвинил в неблагородном поведении. Шереметев должен был стреляться с Завадовским, Якубович – с Грибоедовым.

Обе дуэли должны были состояться в один день. Но пока после первой дуэли оказывали помощь смертельно раненному Шереметеву, время ушло. На другой день Якубовича как зачинщика арестовали и сослали на Кавказ. Грибоедова не наказали, но общественное мнение сочло его виновным в смерти Шереметева. Начальство решило удалить из Петербурга чиновника, “замешанного в историю”.

Грибоедову предложили занять место секретаря русской миссии либо в Соединенных Штатах Америки, либо в Персии. Он выбрал второе, и это решило его судьбу.

По дороге в Персию Грибоедов почти на год задержался в Тифлисе. Там состоялась отложенная дуэль с Якубовичем. Грибоедов был ранен в руку – для него, как музыканта, это было весьма чувствительно.

В Персии Грибоедов прослужил три года, затем перешел “чиновником по дипломатической части” в штат главного управляющего Грузией генерала А. П. Ермолова. Служба в Тифлисе при этом незаурядном человеке много ему дала.

1823-1824 годы Грибоедов провел в отпуске-в Москве, в деревне Бегичевых, в Петербурге. Его новое сочинение – комедия “Горе от ума” – произвело фурор.

Задумана комедия была еще в Персии, начата в Тифлисе, а закончена в деревне у Бегичевых. Автор читал пьесу во многих литературных салонах. Но ни напечатать, ни поставить “Горе от ума” ему не удалось.

Едва ли комедию не пропускали из-за политической остроты: сомнительных в этом отношении мест в “Горе от ума” не так много; их нетрудно было бы снять или смягчить. Но пьеса имела привкус скандала: многие москвичи в ее персонажах узнавали себя (как правило, ошибочно). Скандал-то и желала предотвратить цензура. Власти запретили даже спектакль, который студенты театральной школы хотели представить в узком кругу.

В альманахе “Русская Талия на 1825 год” напечатали лишь вторую половину первого акта и весь третий. Полный текст распространялся в тысячах рукописных копий.

В январе 1826 года, после восстания декабристов, Грибоедова арестовали по подозрению в причастности к заговору. Через какое-то время он был не только освобожден, но и получил очередной чин, а также пособие в размере годового жалованья.

Серьезных улик против него действительно не имелось, да и сейчас нет документальных подтверждений тому, что писатель как-то участвовал в деятельности тайных обществ.

Наоборот, ему приписывают пренебрежительную характеристику заговора: “Сто прапорщиков хотят перевернуть Россию!”. Но, возможно, своим оправданием Грибоедов обязан заступничеству родственника – генерала И. Ф. Паскевича, любимца Николая I.

В 1828 году Грибоедов получил назначение полномочным посланником в Персию. По дороге, в Тифлисе, он страстно влюбился в княжну Нину Чавчавадзе – дочь своего старого приятеля, грузинского поэта Александра Чавчавадзе, и обвенчался с нею.

Супружеское счастье было безмерно, но скоро оборвалось. Через месяц после свадьбы молодые супруги выехали в Персию. Нина остановилась в пограничном Тавризе, а Грибоедов двинулся дальше – в столицу Персии Тегеран.

Всего месяц спустя там разыгралась трагедия. 30 января 1829 года посольство было разрушено, й все, кто в нем находились, перебиты. Спасся только один человек.

Похоронили Грибоедова в его любимом Тифлисе, в монастыре святого Давида на горе Мтацминда. На могиле вдова поставила ему памятник с надписью: “Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?”.

Жизнь А. С. Грибоедова интересна и поучительна. Из его биографии мы узнаем, какими были и как вели себя представители передового образованного дворянства.

А. А. АХМАТОВА

* * *

Нам свежесть слов и чувства простоту

Терять не то ль, что живописцу – зренье,

Или актеру – голос и движенье,

А женщине прекрасной – красоту?

Но не пытайся для себя хранить

Тебе дарованное небесами:

Осуждены – и это знаем сами –

Мы расточать, а не копить.

Иди один и исцеляй слепых,

Чтобы узнать в тяжелый час сомненья

Учеников злорадное глумленье

И равнодушие толпы.

Сатирические произведения В. Маяковский создавал на всех этапах своего творчества. Известно, что в ранние годы он сотрудничал в журналах “Сатирикон” и “Новый сатирикон”, а в своей автобиографии “Я сам” под датой “1928”, то есть за два года до смерти, написал: “Пишу поэму “Плохо” в противовес поэме 1927 года “Хорошо”. Правда, “Плохо” поэт так и не написал, но сатире отдавал дань и в стихах, и в пьесах. Ее темы, образы, направленность, исходный пафос менялись.

Рассмотрим их подробнее. В ранней поэзии В. Маяковского сатира продиктована прежде всего пафосом антибуржуазности, причем пафосом, носящем романтический характер. В поэзии Б. Маяковского возникает традиционный для романтической поэзии конфликт творческой личности, авторского “я” – бунт, одиночество (недаром часто стихи раннего В. Маяковского сравнивают с лермонтовскими), желание дразнить, раздражать богатых и сытых.

Для футуризма, направления, к которому принадлежал молодой автор, – это было типично. Чуждая обывательская среда изображалась сатирически. Поэт рисует ее как бездуховную, погруженную в мир низменных интересов, в мир вещей:

Вот вы, мужнина, у вас в усах капуста

Где-то недокушанных, недоеденных щей;

Вот вы, женщина, – на вас белила густо,

Вы смотрите устрицей из раковин вещей.

Уже в ранней сатирической поэзии В. Маяковский использует весь арсенал традиционных для поэзии, для сатирической литературы, которой столь богата русская культура, художественных средств. Так, он использует иронию в самих названиях целого ряда произведений, которые поэт обозначил как “гимны”; “Гимн судье”, “Гимн ученому”, “Гимн критику”, “Гимн обеду”. Как известно, гимн – это торжественная песнь. Гимны же Маяковского – это злая сатира. Его герои – унылые люди, которые сами не умеют радоваться жизни и завещают это другим, стремятся все регламентировать, сделать бесцветным и унылым. В качестве места действия своего гимна поэт называет Перу, но подлинный адрес вполне прозрачен. Особенно яркий сатирический пафос слышится в “Гимне обеду”. Герои стихотворения – те самые сытые, которые обретают значение символа буржуазности. В стихотворении используется прием, который в литературной науке носит название синекдоха: вместо целого называют часть. В “Гимне обеду” вместо человека действует желудок:

Желудок в панаме!

Тебя ль заразят

Величием смерти для новой эры?!

Желудку ничем болеть нельзя,

Кроме аппендицита и холеры!

Своеобразным поворотным моментом в сатирическом творчестве В. Маяковского стала сочиненная им в октябре 1917 года частушка:

Ешь ананасы, рябчиков жуй,

День твой последний приходит, буржуй.

Здесь еще и ранний романтический поэт, и В. Маяковский, поставивший свое творчество на службу новой власти. Эти отношения – поэт и новая власть – складывались далеко не просто, это отдельная тема, но одно несомненно – бунтарь и футурист В. Маяковский искренне поверил в революцию. В автобиографии он писал: “Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было. Моя революция”.

Сатирическая направленность поэзии В. Маяковского меняется. Во-первых, ее героями становятся враги революции. Эта тема на долгие годы стала важной для поэта, она дала обильную пищу его творчеству. В первые годы после революции это стихи, которые составляли “Окна РОСТА”, то есть Российского телеграфного агентства, выпускающего агитационные плакаты на злобу дня. В. Маяковский принимал участие в их создании и как поэт, и как художник – к многим стихотворениям прилагались рисунки, вернее, то и другое создавалось как единое целое в традиции народных картинок – лубков, также состоявших из картинок и подписей к ним. В “Окнах РОСТА” В. Маяковский использует такие сатирические приемы, как гротеск, гипербола, пародия – так, некоторые надписи создаются на мотивы известных песен, например, “Во Францию два гренадера..”. или известной по шаляпинскому исполнению “Блохи”. Персонажи их – белые генералы, несознательные рабочие и крестьяне, буржуи – непременно в цилиндрах и с толстым животом.

К новой жизни Маяковский предъявляет максималистские требования, поэтому многие его стихи сатирически показывают ее пороки. Так, большую известность приобрели сатирические стихотворения В. Маяковского “О дряни”, “Прозаседавшиеся”. Последнее создает гротескную картину того, как новые чиновники бесконечно заседают, хотя на фоне того, что мы знаем о деятельности тогдашних властей в России, эта их слабость выглядит довольно безобидно. В том, что на очередном заседании сидят “людей половины”, не только реализация метафоры – люди разрываются пополам, чтобы все успеть, – но и сама цена таких заседаний.

В стихотворении “О дряни” к В. Маяковскому словно бы возвращается прежний антиобывательский пафос. Достаточно безобидные детали быта вроде канарейки или самовара приобретают звучание зловещих символов нового мещанства. В финале стихотворения возникает опять-таки гротескная картина – традиционный для литературы образ оживающего портрета, на этот раз портрета Маркса, который выступает с довольно странным призывом свернуть головы канарейкам. Понятен этот призыв только в контексте всего стихотворения, в котором канарейки приобрели столь обобщенное значение. Менее известны сатирические произведения В. Маяковского, в которых он выступает не с позиции воинствующей революционности, а с позиций здравого смысла. Одно из таких стихотворений – “Стихотворение о Мясницкой, о бабе и о всероссийском масштабе”.

Здесь революционное стремление, к глобальной переделке мира приходит в прямое противоречие с обыденными интересами рядового человека. Бабе, которой “грязью обдало рыло” на непролазной Мясницкой улице, нет дела до глобальных всероссийских масштабов. Это стихотворение перекликается с полными здравого смысла речами профессора Преображенского из повести М. Булгакова “Собачье сердце”. Таким же здравым смыслом пронизаны сатирические стихи В. Маяковского о страсти новых властей к тому, чтобы всем и всему давать имена героев. Так, в стихотворении “Ужасающая фамильярность” появляются придуманные поэтом, но вполне достоверные “Гребенки Мейерхольд” или “Собака имени Полкан”.

В 1926 году В. Маяковский написал стихотворение “Строго воспрещается”:

Погода такая, что маю впору.

Май ерунда. Настоящее лето.

Радуешься всему: носильщику,

Контролеру билетов.

Руку само подымает перо,

И сердце вскипает песенным даром,

В рай готов расписать перрон

Краснодара.

Тут бы запеть соловью трелеру.

Настроение – китайская чайница!

И вдруг на стене: – Задавать вопросы

Контролеру

Строго воспрещается! ~

И сразу сердце за удила.

Соловьев камнями с ветки.

А хочется спросить:

– Ну, как дела?

Как здоровьице? Как детки? –

Прошел я, глаза к земле низя,

Только подхихикнул,

Ища покровительства,

И хочется задать вопрос, а нельзя –

Еще обидится правительство!

В стихотворении происходит столкновение естественного человеческого порыва, чувства, настроения с казенщиной, с канцелярской системой, в которой все регламентировано, строго подчинено правилам, осложняющим людям жизнь. Не случайно стихотворение начинается весенней картиной, которая должна рождать и рождает радостное настроение, самые обыденные явления, вроде перрона вокзала, вызывают поэтическое вдохновение, песенный дар. В. Маяковский находит удивительное сравнение: “Настроение – китайская чайница!”. Сразу же рождается ощущение чего-то радостного, праздничного. И все это перечеркивает строгий канцеляризм. Поэт с поразительной психологической точностью передает ощущение человека, который становится предметом строгого запрета – он делается приниженным, уже не смеется, а “подхихикивает, ища покровительства”. Стихотворение написано характерным для творчества В. Маяковского тоническим стихом, и, что типично для поэтического мастерства художника, в нем “работают” рифмы. Так, самое веселое слово – “чайница” – рифмуется с глаголом “воспрещается” из убогой казенной лексики. Использует здесь поэт и свойственный ему прием – неологизмы: трелеру, низя – деепричастие от несуществующего “низить”. Они активно работают на раскрытие художественного смысла. Лирический герой этого произведения не оратор, не борец, а прежде всего человек с его естественным настроением, неуместным там, где все подчинено строгому регламенту.

Сатирические стихи В. Маяковского современно звучат и сегодня.

Золотым веком принято называть период становления Империи. Именно на это время приходится творчество одного из великих классиков Рима – Овидия Публия Назона. Выходец из небогатой семьи, Овидий, однако, получил хорошее образование, и родители прочили ему карьеру адвоката. Но еще в юные годы у него зародился интерес к поэтическому творчеству и проявились немалые способности в стихосложении. Благодаря своему таланту он быстро приобрел известность в римском обществе, где особенно высоко ценилась любовная лирика поэта.

Ранний период творчества Овидия в основном посвящен популярной в те времена теме любви. В этот период он создал такие известные произведения, как “Любовные элегии”, “Науку любви”, “Лекарство от любви”, “Косметические средства”, “Героини”.

Уже в самой первой книге – “Любовных элегиях” – проявился оригинальный способ мышления поэта. В отличие от привычных жанров, в которых серьезно и глубоко воспевались чувства влюбленного человека, его переживания, мечты, страдания, автор

создает совершенно иной стиль. Описываемые им чувства легки и порой легкомысленны. В его произведениях ощущается тонкая ирония, веселость, игривое отношение. Восхищаясь красотой своей возлюбленной, он, тем не менее, не склонен к непременному постоянству. Поэт уделяет значительное внимание и другим девушкам, оставаясь по-своему верен своей даме и испытывая к ней довольно серьезные чувства. Однако даже в описании его любовных размышлений и личных переживаний отсутствует возвышенный тон.

Его элегии и любовно-эротические поемы содержат не только шутливые наставления из области любовной науки, но и яркие описания обычаев и быта развращенной и распущенной верхушки римского общества. Эти произведения отличаются изяществом, мелодичностью речи, тонким юмором и легкостью изложения. В то же время они наполнены косвенной критикой реформ Августа, установления в обществе строгих моральных норм древней старины.

Высокое мастерство Овидия как психолога, знатока человеческих характеров и душ проявилось в собрании поэтических посланий – “Героини”. Здесь автор глубоко и смело отобразил переживания любящей женщины в великом множестве их разновидностей и оттенков. Каждая из его героинь – яркая индивидуальность, неповторимая личность, каждая обладает своим особенным внутренним миром, непохожим на мир остальных.

Второй период творчества поэта ознаменовался созданием самого известного и крупного из его произведений – “Метаморфозы”. При написании “Метаморфоз” Овидий использовал множество сюжетов из греко-римской мифологии, делая упор на описания всевозможных превращений в природе. Автор стремился создать поэтическую историю Вселенной – с момента выхода из Хаоса до современных поэту времен. И хотя работа его осталась незавершенной, поэма оказала огромное влияние на все европейское искусство. Также к этому времени относится научно-мифологическая поэма “Фасты”, которая имеет не только художественное, но и познавательное значение. В ней автор рассказывает о происхождении римских праздников, освещает знаменитые события истории, опираясь на многочисленные древние источники. Поскольку сами источники не сохранились, то именно “Фасты” являются в какой-то мере первоисточником и историческим документом древнего мира.

Третий период творчества Овидия начался после его внезапного изгнания из Рима. Причины этой ссылки до конца не известны. То ли она была связана с делом внучки Августа – Юлии, высланной из Рима за распущенность; то ли с политическими интригами жены Августа – Ливии. Существуют сведения о том, что поэт был в курсе этих событий, и Август, узнав об этом, решил удалить его из римского общества. В любом случае, решение правителя оказало сильное влияние на взгляды и чувства Овидия. Произведения этих лет в основном овеяны меланхолией, грустью, ностальгией по родине и друзьям. В ссылке он создает “Скорбные элегии” и “Письма с Понта”, в которых раскрывается вся искренность и глубина чувств поэта, его надежды и разочарования, его мысли и мечты. Стихотворения этих лет были высоко оценены А. С. Пушкиным, который во многом видел сходство собственной судьбы и судьбы Овидия.

Литературное наследие римского поэта, богатое и разнообразное в идейном и жанровом отношении, имело большое значение, как для современников, так и для будущих поколений. Его произведения являются великими памятниками истории, мифологии, литературы, психологии. Они поставили поэтическое творчество на совершенно новую ступень развития, открыли абсолютно новые направления и традиции в искусстве.

Александр Александрович Фадеев – писатель, чья биография очень тесно связана с историей нашего государства: революция, Гражданская война, война Отечественная.

Роман “Разгром” относится к лучшим произведениям А. Фадеева двадцатых годов. Это лироэпическое произведение, где описания и переживания слиты в многозначительных подробностях, где даже пейзажи по-своему романтичны, эмоциональны. Фадеев ориентировался на толстовское восприятие фразы в романе, на толстовский подход к изображению. Но в итоге получилось романтическое и светлое произведение. Стихия героизма и лиризма как бы входит в произведение с самого начала и остается в нем до конца.

Психологическая зоркость – вот что характерно для романа Фадеева. Вот один из примеров. Пойманного белыми Метелицу, жизнелюбивую натуру, допрашивает белый офицер. Метелице ясно, что его ждет смерть, и весь допрос ему просто противен. Вдруг офицер, глядя на его изрытое лицо, спрашивает, как бы внося ненужную, фальшивую для Метелицы ноту человечности, сожаления, хрупкой надежды, как бы сближающую их через барьеры: “Оспой давно болел?”

Зачем этот вопрос? К чему случайная, никуда не ведущая сентиментальность? Метелица раздражен, он не принял подобного отношения, игры в гуманизм, фальшивого очеловечивания поединка. Он не хочет цепляться за жизнь, быть униженным перед врагом: “Он растерялся потому, что в вопросе начальника не чувствовалось ни издевательства, ни насмешки, а видно было, что он просто заинтересовался его рябым лицом. Однако, поняв это, Метелица рассердился еще больше…”

И так во всем. Реальная подробность в романе подается заостренно, наглядно. Для выявления ее сущности создается особая ситуация, сюжетная поправка. Прообразом Левинсона был И. М. Певзнер – командир Особого Коммунистического отряда. Детали кульминационного момента романа – встреча дозорного Морозки с белогвардейцами – так близки описанию реального события, о котором Фадеев рассказывал. Он говорил, что небольшой отряд красных наскочил на засаду врагов. Отстреливаясь, бойцы дали условный сигнал и спасли основные силы.

В “Разгроме” последняя ситуация романтически преображается, заостряется. Морозка не просто выстрелил во врагов, угрожавших ему непосредственно: он выхватил револьвер и, высоко подняв его над головой, чтобы было слышнее, выстрелил три раза, как было условлено.

Реальная ситуация весьма сильно преувеличена, преображена, героизирована – до выстрелов Морозка убедился, что Мечик действительно предал его, предал отряд: “Сбежал, гад…”. Герой переживает и чувство своей правоты в этом споре с себялюбцем, эгоистом, и более глубокое чувство родства с бойцами, с доверившимися ему людьми. Все это пережил и автор. Эти три выстрела – три точки в сюжетных линиях, в диалогах с Левин-соном, чуть не отобравшим у него оружие после кражи дынь, с Варей, которую он все-таки любил, наконец, с Мечиком, неуязвимым в спорах, в искусстве самозащиты.

Реализм Фадеева – это окрыленный мечтой реализм; этот реализм обусловил все искусство концентрации действия, резкую очерченность характеров Левинсона, Морозки, Метелицы и их антипода Мечика.

Как сочетаются реалистическое и романтическое при раскрытии характера Левинсона?

В романе изображено множество крупных и мелких деяний, в которых этот герой – человек невысокого роста, уязвимый перед ударами судьбы, знающий, как мы видели, сомнения и состояния бессилия,- как бы плывет по течению, по воле событий. Наступают на район белые и японцы – он уводит отряд, заранее готовит походные сухари. Он просит доктора Сташинского сократить мучения безнадежно больного Фролова. Надо на кормить отряд – он отнимает свинью у крестьянина-корейца. Наконец, будучи прижат казаками к болоту, он, спасая отряд, приказывает строить гать. В повседневном быту он то перевоспитывает Морозку, способного воровать дыни на бахчах, то внимательно выслушивает исповеди Мечика, изумляясь одному: какой набор из простого самолюбия, сознания своей исключительности, неуважения к партизанам-шахтерам, к Морозке и Метелице живет в нем. “Вот тебе и на… ну – каша!” – думал Левинсон.

В один из моментов Левинсон вдруг, как мученик Христос, преодолевает боли и страдания своего бренного тела и чувствует прилив необыкновенных сил, “вздымавших его на недосягаемую высоту”. Писатель, правда, оговаривается, спасая героя от сходства с неземным Мессией: “И с этой обширной, земной человеческой высоты он господствовал над своими недугами, над слабым своим телом…” Но эта высота и это господство – в известном плане именно неземные, порождаемые Идеей, завтрашним днем, мечтой. Фактически все время в Левинсоне происходит осознание неотвратимости его земного пути. С одной стороны, он видит всю скудость и бедность жизни старого, ветхого человека, живущего в бедности и грязи. С другой – он видит мир иной, способен укреплять в себе волю к победе, к преодолению этой скудости жизни.

В чем смысл этой борьбы, раскрывающей жизненные силы Морозки и Мечика?

Характер Морозки, ординарца Левинсона, может быть, самый живой народный характер в романе. Герой проходит перед духовным взором читателя сложный путь: от бесшабашности, безответственности перед отрядом, перед шахтерами до высокого чувства братства, к пониманию своей обделенности в любви. Но если психологическая жизнь Левинсона или скрыта, или закреплена в его цитатных формулах о новом человеке, то Морозка раскрывается во внешне бездумных действиях, в ситуациях драматичных, в поворотах сюжета.

В этом сопоставлении героев – огромная правда романа. Вроде бы ни о чем серьезном не думающий Морозка, не знающий своей личности, явно забывший о ней, в конце романа предстает перед нами совсем другим человеком.

Основную идею романа Фадеев определил так: “В гражданской войне происходит отбор человеческого материала… Все неспособное бороться отсеивается… Происходит переделка людей”.

Такая переделка и произошла со всеми героями этого произведения. Какой бы противоречивой ни была оценка гражданской войны с позиции сегодняшнего дня, несомненной заслугой Фадеева является то, что он показал войну изнутри.

В конце двадцатых – начале тридцатых годов А. С. Пушкин обращается к изучению русской истории. Его интересуют великие личности, их роль в становлении государства, а также вопрос, кто или что движет историю: массы или личность. Именно это заставляет писателя обратиться к актуальной теме крестьянских выступлений. Результатом его трудов стали произведения – “История Пугачева”, “Капитанская дочка”, “Дубровский”, “Медный всадник”.

Историческая повесть “Капитанская дочка” была написана А. С. Пушкиным в 1833-1836 годы. В основе сюжета – жестокое столкновение двух противоположных миров: мира дворянства и мира крестьян во главе с Емельяном Пугачевым. На фоне этих событий и повествуется о любви молодого дворянина Петра Андреевича Гринева к дочери коменданта Бело-горской крепости Маше Мироновой. Центральной проблемой произведения является проблема чести и долга, о чем свидетельствует эпиграф: “Береги честь смолоду”, который, как мы увидим дальше, повсюду будет определять жизнь главного героя.

Петр Андреевич с самого детства жил в обстановке чрезвычайной нравственности. Автор устами старого слуги Савельича раскрывает моральные устои семьи Гриневых: “Кажется, ни батюшка, ни дедушка пьяницами не бывали; о матушке и говорить нечего…” Такими словами поучает преданный слуга своего молодого барина, впервые напившегося и показавшего себя не с лучшей стороны.

Первый раз Гринев поступил по чести, вернув карточный долг, хотя Савельич и отговаривал его от такого шага. Но врожденное благородство дворянина и тут взяло верх. Человек чести, Петр Андреевич всегда добр и бескорыстен. Он запросто может пожаловать заячий тулуп со своего плеча какому-то бродяге воровской внешности. Как окажется позднее, этот поступок спас ему и его слуге жизнь. Здесь Пушкин проводит мысль о том, что истинное добро никогда не останется неоцененным; добрым и честным людям гораздо легче существовать, нежели злым и корыстным.

Приезд в Белогорскую крепость также ознаменовался многими изменениями в миропонимании Петра Андреевича. Здесь он встречается с Машей Мироновой, здесь между ними вспыхивает нежное чувство. Гринев поступил как истинный офицер и дворянин, вступившись за честь любимой девушки и вызвав на поединок Швабрина.

Образ Щвабрина прямо противоположный образу Гринева. По своему положению он относится к гвардейскому офицерству. Блестяще образованный светский человек, тем не менее, по своему характеру очень беспринципный. Мы мало знаем о его прошлом: карьера его сломлена в результате “смертоубийства”, надежд на возвращение в Петербург нет. Швабрин примкнул к восстанию исключительно ради собственной выгоды, потому что иначе его бы ждала виселица. Поступившись таким образом дворянской честью, Швабрин влился в ряды бунтовщиков, хотя цели восстания ему были абсолютно чужды.

Во время самого бунта особенно ярко проявились нравственные качества всех его участников. Чего стоит истинный героизм капитана Миронова и его жены, которые предпочли смерть служению самозванцу. Они до конца выполнили свой долг. Так же поступил и Петр Андреевич, чем вызвал уважение со стороны Пугачева. Постепенно раскрывая образ предводителя крестьянского восстания, Пушкин дает нам понять, что и Пугачеву не чужды понятия чести и долга. Он сумел оценить эти качества в Гриневе и во всем ему благодетельствовал. Исключительно стараниям Пугачева Петр Андреевич и Маша обрели друг друга. Впоследствии даже сам Гринев сумел увидеть и оценить в бунтаре и самозванце человека чести, которому присуще и чувство долга. В этом состоит главное отличие Гринева-сына от старика Гринева, для которого важнее всего были честь и долг офицера-дворянина. Гринев-младший сумел расширить эти понятия до их общечеловеческого значения и не отказал в человечности такому, казалось бы, чуждому ему человеку, как Пугачев.

Дружба с предводителем крестьянского восстания должна была бы самым отрицательным образом повлиять на судьбу героя. И действительно, мы видим, как по доносу его арестовывают и уже готовятся отправить на эшафот вслед за Пугачевым. Однако дело решает Маша Миронова, которая считает своим долгом поехать в Петербург и рассказать императрице, как было дело на самом деле, надеясь на “милость” монаршую, а не на “правосудие”. Чудесная встреча девушки с дамой, впоследствии оказавшейся самой императрицей, и помилование Гринева еще раз показывают, что в обществе, живущем по законам чести и долга, гораздо легче добиться правды.

В целом поэзия Александра Блока воспринимается как на редкость откровенная и искренняя лирическая исповедь, раскрывающая душевный мир человека, потрясенного предельно обострившимися в его ^поху общественно-историческими противоречиями. /

Связующим началом этой поэзии, точкой притяжения ее различных и многообразных тем служит образ самого поэта (или, точнее сказать, лирического героя), от лица которого идет лирическая исповедь. Блок открыто и прямо, как редко кто до него, утверждал в поэзии свою литературную личность, свое “я”. Он сам охарактеризовал все свои стихи как растянувшийся на много лет “дневник его жизни”.

Но великий лирический поэт, говоря о себе и о своем, всегда говорит за всех и об общем. Потому что истинный поэт – всегда “эхо мира, а не только нянька своей души”, по крылатому выражению М. Горького. Поэзия Александра Блока потому и приобрела такое мощное и широкое звучание, что этот лирик, сумев почувствовать и воплотить в своем творчестве главное и решающее в жизни века – ту борьбу нового со старым, которая составила основное содержание исторического процесса, обрел право говорить уже не только от своего имени, но и от лица всего своего поколения, от лица тех, кого он назвал “детьми страшных лет России”:

Рожденные в года глухие

Пути не помнят своего.

Мы – дети страшных лет России –

Забыть не в силах ничего.

Испепеляющие годы!

Безумья ль в вас, надежды ль весть?

От дней войны, от дней свободы –

Кровавый отсвет в лицах есть.

Время, история, буря века, бушевавшая вокруг Блока, – вот та среда, в которой рождалась его великая поэзия, и реальная русская жизнь предреволюционных лет всегда просвечивает сквозь ее сюжеты, символы и метафоры. Поэтому глубоко прав был Блок, когда однажды, выступая перед публикой со своими стихами, в ответ на просьбу прочесть “о России” он сказал: “Это все – о России”.

Путь “среди революций”, пройденный Александром Блоком, был отнюдь не легким и не гладким.

Идут часы, и дни, и годы.

Хочу стряхнуть какой-то сон,

Взглянуть в лицо людей, природы,

Рассеять сумерки времен, –

писал Блок, и именно это составляло суть и пафос его напряженных идейных и художественных исканий. Сумерки того времени, когда он жил и писал, порой, бесспорно, затемняли его зрение. Но вместе с тем сама жизнь властно переучивала поэта, вела его за собой и помогала ему стряхнуть с себя тяготившие его “сны”.

В юношеской лирике Блока (“Стихи о Прекрасной Даме”) все овеяно атмосферой мистической тайны и совершающегося чуда. Все в этой лирике “робко и темно”, зыбко и туманно, подчас неуловимо, только “намек” весенней песни, только клочок светлого неба, какие-то отблески, какие-то “клики”… И все это – знаки “нездешних надежд” на вселенское “непостижное чудо”, на явление Вечной Девы, Прекрасной Дамы, “величавой Вечной Жены”, “Девы-Зари – Купины”, в образе которой для Блока воплощалось некое всеединое божественное начало, долженствующее “спасти мир” и возродить человечество к новой, идеально-совершенной жизни.

Предчувствую Тебя. Года проходят мимо –

Все в облике одном предчувствую

Тебя. Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо. .

И молча жду, – тоскуя и любя…

Вхожу я в темные храмы, Совершаю бедный обряд,

Там жду я Прекрасной Дамы В мерцанье красных лампад…

Эта тема ожидания и предчувствия каких-то чудесных перемен – господствующая в юношеской лирике Блока. Поэт уже и тогда чувствовал неясную тревогу, ловил ее “знаки”, уже и тогда замечал, что вокруг него ширится и растет “буря жизни” (знаменательно в этом смысле стихотворение “Гамаюн – птица вещая”), но еще страшился этой бури и пытался укрыться от нее в идеальный мир своей мечты и фантазии, где нет ни человеческих слез, ни мук, ни крови, а только музыка, розы, лазурь, “улыбки, сказки и сны”.

Но наиболее существенно, что в интимный лирический мир Блока с каждым годом все более настойчиво врывались впечатления социальной действительности. Мирные деревенские пейзажи, на фоне которых развертывался мистический роман поэта с его Прекрасной Дамой, вытеснялись резко очерченными, часто фантасмагорическими картинами большого города (точнее сказать – Петербурга). И вот что особенно знаменательно: как только поэт стал внимательнее, пристальнее вглядываться в окружавшую его реальную жизнь, ему открылись ее чудовищные контрасты и непримиримые противоречия – голод голодных и сытость сытых, и в нем громко заговорила совесть.

Стихотворение “Фабрика”, написанное в конце 1903 года, может рассматриваться как точка поворота на творческом пути молодого Блока. В образе кого-то “неподвижного” и “черного” поэт, впервые непосредственно обратившись к социальной теме, попытался выразить свое, тогда еще смутное, представление о “правопорядке”, обрекающем человека на “томления рабьих трудов”.

Революция 1905 года была глубоко пережита Блоком и сыграла громадную, можно сказать, решающую роль в его жизни и судьбе. Она вывела поэта из состояния уединения и созерцательности, в котором он долгое время пребывал, показала ему лицо быстро меняющейся жизни, пробудила в нем чувство кровной связи с народом и сознание общественной ответственности за свое писательское дело.

На смену мистическим видениям в таинственных храмах приходят реальные, неприкрашенные картины человеческого горя:

Мы встретились с тобою в храме

И жили в радостном саду,

Но вот зловонными дворами

Пошли к проклятью и труду.

Мы миновали все ворота

И в каждом видели окне,

Как тяжело лежит работа

На каждой согнутой спине…

Внимание Блока все больше привлекают “новые люди”, поднимающиеся на арену истории “из тьмы погребов”, – люди-труженики, творцы завтрашнего дня. В поэте просыпается чувство общественной активности. Сам он ищет гражданской отваги, “отважной красоты” и гневно обличает тех, кто остается слеп и глух к запросам жизни:

Я вижу: ваши девы слепы,

У юношей безогнен взор.

Назад! Во мглу! В глухие склепы!

Вам нужен бич, а не топор!

Блок не щадит и самого себя – за то, что и ему не хватает отваги, за то, что, искренне скорбя о нищих и бедных, он и хочет и не смеет “убить” –

Отомстить малодушным, кто жил без огня,

Кто так унижал мой народ и меня!

Кто запер свободных и сильных в тюрьму,

Кто долго не верил огню моему,

Кто хочет за деньги лишить меня дня,

Собачью покорность купить у меня…

О, я хочу безумно жить:

Все сущее увековечить,

Безличное – очеловечить,

Несбывшееся – воплотить!

А. Блок

Маяковский до сих пор поражает нас разносторонностью своих талантов. Поэзия, проза, живопись, партийная деятельность – все охвачено его гением. Даже спустя семьдесят с лишним лет со дня его смерти мы не перестаем задавать себе вопрос: каков он, талант Маяковского? Мог ли этот великий человек сделать больше, чем он сделал?

Новаторство Маяковского проявилось прежде всего-в том многообразии стилей, жанров, манер письма, которые он использовал. Естественно поэтому, что раннее творчество поэта развивалось в канве русского футуризма:

Я сразу смазал карту будня,

Плеснувши краску из стакана;

Я показал на блюде студня,

Косые скулы океана.

Образность, использование цветов как символов, развернутость метафор и в то же время краткость изложения идеи – вот Качества, почерпнутые Маяковским у футуристов. Но в послеоктябрьском периоде его поэзия совсем другая. Здесь появляется тот самый четкий, жесткий, размеренный ритм, который нам так знаком:

…Грудью вперед бравой!

Флагами небо оклеивай.1

Кто там шагает правой?

Левой!

Левой!

Левой!

В этом отрывке каждое слово звучит как удар молотом, как смертный приговор. Здесь мастерство Маяковского проявляется в полной мере.

Любовная лирика поэта остается до сего времени для нас загадкой. С одной стороны, он воспевает любовь как факел, как звезду, как солнце. О любви он пишет как о неукротимой силе, к которой “ураган, огонь, вода подступают в ропоте. Кто сумеет совладать? Можете? Попробуйте”. Любовь как пожар – вот его понимание. Но с другой стороны, он считает неприемлемым “растранжиривать” свое время на такую “бесполезную” вещь. Перед нами предстают два человека – человек-долг и человек-поэт, которые существуют в вечном конфликте.

Маяковский известен не только как поэт, он пробует себя в прозе, драматургии. Его “Мистерия-буфф” идет в одном из театров Петрограда. Для поэта нет ничего постоянного – он пытается охватить весь спектр литературного творчества.

“Серпастый-молоткастый”, “орлий”, “оголь” – слова, знакомые нам с детства. Неологизмы, придуманные им, живут и по сей день. Работа в окнах РОСТА сыграла большую роль в художественном развитии Маяковского. По его собственным словам, он “…очистил язык от поэтической шелухи на темах, не допускающих многословия”.

Там же проявляется еще одна грань дарования Маяковского – талант живописца. Целые поколения людей знают его агитплакаты и подписи под ними:

Ешь ананасы, рябчиков жуй,

День твои последний приходит, буржуй.

Едкость, злободневность, яркость, точность – все эти эпитеты подходят к ним. Агитационное дарование поэта стало проявляться в его публичных выступлениях. Никто не мог так, как он, выступать на митингах. На собрании рабочих в Нью-Йорке “тысячи искрящихся глаз были устремлены на эстраду. Ждали с затаенным дыханием “богатыря новейшей советской поэзии”. Маяковский вел людей за собой, даже…наступая на горло собственной песне”.

Помимо всего этого Маяковский обладал еще и потрясающими организаторскими способностями. Именно он являлся вместе с Давидом Бурлюком “отцом-основателем” русского футуризма. На его плечах был такой гигант литературной индустрии, как Леф. И при этом он находил время устраивать творческие вечера, Поездки по стране, за рубеж, и писать, писать, писать…

Маяковский – весьма неординарная личность, многогранный талант. Он сумел в своем творчестве отразить целую эпоху – время самоотверженных строителей своего будущего, время свержения самодержавия, время перелома. Можно по-разному относиться к его поэзии, но одно бесспорно: Маяковский – настоящий талант, который нельзя заглушить, который живет вечно!

Послушайте!

Ведь, если звезды

Зажигают –

Значит – это кому-нибудь нужно?

Значит это необходимо,

Чтобы каждый вечер

Над крышами

Загоралась хоть одна звезда?!