Стихийное начало в человеке барокко

Глава 3. Педро Кальдерон и барокко

3.11. Стихийное начало в человеке барокко Цепи на ногах Сехисмундо (таким он впервые предстает в драме) оказываются символом несвободы человека барокко, несвободы физической и философской. Физическая несвобода заключается в том, что человек, рожденный быть свободным, в социуме несвободен: он зависим от многих людей, обстоятельств, самой судьбы, не имеет свободы даже в мыслях. Ярко раскрывается данная позиция человека барокко в первом монологе героя:

О я несчастный! Горе мне! О, небо, я узнать хотел бы. За что ты мучаешь меня? Какое зло тебе я сделал, Впервые свет увидев дня? Но раз родился, понимаю. В чем преступление мое: Твой гнев моим грехом оправдан, Грех величайший — бытие. Тягчайшее из преступлений — Родиться в мире. Это так. Но я одно узнать хотел бы И не могу понять никак. О, небо (если мы оставим) Вину рожденья — в стороне Чем оскорбил тебя я больше, Что кары больше нужно мне? Не рождены ли все другие? А если рождены, тогда Зачем даны им предпочтенья. Которых я лишен всегда? Родится птица, вся как праздник. Вся красота и быстрый свет, И лишь блеснет. Цветок перистый Или порхающий букет. Она уж мчится в вольных сферах. Вдруг пропадая в вышине: А с духом более обширным Свободы меньше нужно мне? Родится зверь с пятнистым мехом. Весь — разрисованный узор, Как символ звезд, рожденный кистью Искусно — меткой с давних пор. И дерзновенный и жестокий. Гонимый вражеской толпой, Он познает, что беспощадность Ему назначена судьбой. Он в лабиринтной глубине А лучшему в своих инстинктах. Свободы меньше нужно мне? Родится рыба, что не дышит. Отброс грязей и трав морских, — И лишь чешуйчатой ладьею. Волна в волнах. Мелькнет средь них. Уже кружиться начинает Неутомимым челноком. По всем стремиться направленьям, Безбрежность меряя кругом. С той быстротой, что почерпает Она в холодной глубине: А с волей более свободной. Свободы меньше нужно мне? Ручей родиться, извиваясь, Блестя, как уж, среди цветов, И чуть серебряной змеею Мелькнет по зелени лугов. Как он напевом прославляет В него спешащие взглянуть Цветы и травы, меж которых Лежит его свободный путь, И весь живет в просторе пышном. Слагая музыку весне: А с жизнью более глубокой Свободы меньше нужно мне? Такою страстью проникаясь И разгораясь, как вулкан. Я разорвать хотел бы сердце, Умерить смертью жгучесть ран. Какая ж это справедливость, Какой же требует закон. Чтоб человек в существованья Тех преимуществ был лишен. В тех предпочтеньях самых главных Был обделенным навсегда. В которых взысканы Всевышним Зверь, птица, рыба и вода?

Данный монолог героя необходим Кальдерону не только для обозначения трагической обреченности человека своей судьбе на примере образа Сехисмундо («Грех величайший — бытие. // Тягчайшее из преступлений — // Родиться в мире. Это так.

Но я одно узнать хотел бы И не могу понять никак…»,

Но и для подчеркивания стихийного начала в человеке. Необходимо обратить внимание на последние слова героя в данном монологе. В этом случае Кальдерон использует такие психологические черты барокко, как демонизм, страстность, доходящую до яростности, трагическая смятенность, исступленность человека и аффектация. Если в классицизме, в пьесах Расина, мы найдем отображение внутренней борьбы человека с самим с собой, т. е. между страстями и разумом, то у Кальдерона нет обозначения этой борьбы. В пьесе Кальдерона перед нами представлен образ человека, отдающегося на волю собственных страстей, не желающего обуздать себя, свои желания. Так драматург запечатлевает в художественной форме естественный протест человека начала Нового времени против неустойчивости мира, закрепощения человека в какие бы то ни было созданные законы и религиозные каноны. Человек в своем стихийном демоническом размахе стремится определить собственное решение судьбы, явить миру свою волю, желает преодолеть данное свыше. Это звучит во многих словах героя: «Что это башня для меня Как колыбель и как могила… И в ней влачу существованье, Живой мертвец, скелет живой». «Башня как колыбель и как могила» кроме образного обозначения места пребывания героя оказывается символическим обозначением барочного осознания жизни. Человек не имеет ни права, ни возможности изменить линию жизни, данной свыше. В этом плане жизнь — не просто судьба, это рок. Тому доказательство оксюморонное осознание человекой природы — это «живой мертвец», «скелет живой». В своем разговоре с первым человеком — Росаурой (если не считать прислуживающего ему верного Клотальдо) Сехисмундо проявляет свое демоническое начало, когда о самом себе герой говорит, что он «зверь меж человеков» и «человек между зверей». Данный монолог героя показывает, что стихийное, демоническое, неподвластное разуму начало является одной из сторон человеческой природы и всегда присутствует или сосуществует с другими сторонами в каждой личности. Драматург исходит в художественном видении из средств барокко: это сочетание и чередование одновременно контрастных, полярных значений и понятий при создании сложного образа человека, который раздираем одновременно страстями и разумом, стремится преодолеть буйство страстей или отдается им во власть. Тому доказательство часто встречаемые в тексте слова: «укротить», «ненасытнее», «жажд», «смотря», «я гибну», «я умираю», «видеть — умиранье», «не видеть — смертный сон», «терзанье», «бешенство», «боязнь» и т. д.

Стихийное начало в человеке барокко