Тема грозы часто встречается в творчестве Заболоцкого. Каждый поэт ищет свои аллегории. У Пушкина потомки ассоциируются с молодыми побегами сосен: “Здравствуй, племя младое, незнакомое”. Тютчев свою тревогу передает через описание волнения морского: “Зыбь ты великая, зыбь ты морская, чей это праздник так празднуешь ты?..” Есенин воспринимает старую деревню через избу: “Изба-старуха челюстью порога жует пахучий мякиш тишины”.
У Заболоцкого гроза не простая. Она, как жизнь, ловит его и бьет:
Сколько раз она меня ловила,
Сколько раз, сверкая серебром,
Сломанными молниями била,
Каменный выкатывала гром!
Не всегда поэт уверенно вступает в схватку с невзгодами. Иногда неуверенность вынуждает его остановиться, оглянуться: “Сколько раз, ее увидев в поле, замедлял я робкие шаги…” Но и остановки не спасают дерзкого поэта от политических репрессий. Тут он сравнивает себя с могучим кедром: “Вот он – кедр у нашего балкона. Надвое громами расщеплен…” Но если дерево уже мертво, то человек способен на борьбу: “Почему же, надвое расколот, я, как ты, не умер у крыльца, и в душе все тот же лютый голод, и любовь, и песни до конца!”
Ответ на этот вопрос есть у Пушкина:
И Бога глас ко мне воззвал:
“Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря/и земли,
Глаголом жги сердца людей”.
Может ли поэт стать пророком, обладая, кроме поэтического таланта, только знанием и мудростью? Нет, ибо трепетное человеческое сердце способно подвергаться сомнению, оно может сжиматься от страха или боли и тем самым помешать человеку выполнить великую и благородную миссию. Поэтому серафим совершает последнее и самое жестокое действие, вложив в рассеченную грудь поэта “угль, пылающий огнем”. Символично, что только теперь пророк слышит глас Всевышнего, дающего ему цель и смысл жизни.
Пушкин подробно и детально останавливается на том, как происходит перерождение героя в пророка, какой жестокой ценой он приобретает качества, необходимые истинному поэту. Он должен видеть и слышать то, что недоступно зрению и слуху обыкновенных людей.
У Заболоцкого функции серафима выполняет гроза, которая в процессе всего творчества, стремления поэта ввысь (“Я, как ты, ворвался в высоту, но меня лишь молнии встречали и огнем сжигали на лету”) пытала его и терзала, и в конечном итоге закалила, как закаливают сталь. Не зря же Заболоцкий уверен, что:
Соединив безумие с умом,
Среди пустынных смыслов мы построим дом –
Училище миров, неведомых доселе.
Поэзия есть мысль, устроенная в теле. А как же иначе! Ведь в его “душе все тот же лютый голод, и любовь, и песни до конца!”.