Сергей Есенин… Синь… Осень…
В самом звуке его имени уже звучит прохладная музыка спокойного российского раздолья… И строчки его стихов наполнены музыкой русской речи. В них порой слышится «дальний плач тальянки», подпевают «горластые гуси», «глухо баюкают хлюпь
камыши», «звенят колосья» и «вызванивают ивы», «тенькает синица», а «на бору со звонами плачут глухари», смеется «роща зыками с переливом голосов», и под «карусельный пересвист» «плачет смехом бубенец»…
У Есенина всегда так: на первый взгляд — радость, многозвучность, ликование, смех, но в них таится грусть, чуть сквозит печаль, где-то глубоко внутри прячется боль.
Запели тесаные дроги,
Бегут равнины и кусты.
Опять часовни на дороге
И поминальные кресты.
«Запели тесаные дроги», значит можно чуть передохнуть от тяжелой крестьянской работы, проехаться, взглянуть на Божий мир; сидишь, свесив ноги, покусываешь травинку; покачиваются, поют «тесаные дроги», «бредет мой конь, как тихая судьба», вокруг тебя «бегут равнины и кусты», высоко-высоко в небе заливается невидимый жаворонок, «солнца струганые дранки загораживают синь», и теплый ветерок с «запахом меда и роз» ласкает руки и лицо… Господи, хорошо-то как…
Но тут же напоминанием о краткости человеческой жизни и хрупкости счастья встают за часовнями «поминальные кресты» на погостах. Но ты-то еще жив, хотя помнишь, что «пришел на эту землю, чтоб скорей ее покинуть», потому что «каждый в мире
странник — пройдет, зайдет и вновь оставит дом».
Опять я теплой грустью болен
От овсяного ветерка.
И на известку колоколен
Невольно крестится рука.
«Спаси, Господи, люди твоя»…
Теплая грусть… Тихие, сладкие слезы… «На душе светло…» И всю твою сущность переполняет «любовь к родному краю», которая «томила, мучила и жгла»:
О, Русь — малиновое поле
И синь, упавшая в реку, —
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.
Днем поле изумрудно-зеленое, и река переливается под ярким солнцем ослепительным серебряным блеском — все привычно и понятно. А вот на заре… Поле вдруг становится малиновым… И вся синь неба, отразившись в зеркале воды, падает в реку…
Это буйство и волшебство чистых и нежных красок длится недолго, но такие вот минуты переворачивают всю душу, отравляя ее сказочной красотой, наполняя тишиной и взрывая восторгом!..
Синь… Есенин… Россия…
Россия никогда не жила легко. Боль и скорбь, глад и хлад, тоска и неволя, сиротская доля, — все это ее понятия.
Холодной скорби не измерить,
Ты на туманном берегу.
Но не любить тебя, не верить —
Я научиться не могу.
И всей этой юдоли плача и печали именно в России — не меряно. И оттого любишь и жалеешь ее (и себя) еще больше, еще глубже, еще преданнее. И невозможно настоящему русскому человеку отказаться от своей Родины, как бы тяжело она ни жила.
Да, «не любить тебя, не верить — я научиться не могу».
И не отдам я эти цепи,
И не расстанусь с долгим сном,
Когда звенят родные степи
Молитвословным ковылем.
Бог с ними, с цепями, приковавшими русскую душу к родной стороне; но даже ковыль, трава степная, не просто бездумно и бездарно шумит, но — звенит, и не абы как, а — молитвой! Чтобы не видеть, не слышать, не верить, чтобы отринуть все это, нужно просто не иметь души. Чувствующей. Живой. Тоскующей. Русской.
Россия… Осень… Синь… Есенин… Слова одного порядка: патриотического, духовного, душевного.
За минувший век страна неузнаваемо менялась много раз, реалии жизни стали другими, нынешние образованные люди во многом уже и по-другому смотрят на мир, но Есенин неизменно близок истинно русскому человеку: поющему, читающему, помнящему его строки, сотканные из света, добра и любви. Время над его поэзией не властно. Есенин — вечный певец России. Он — один из лучших, родной, понятный, любимый.
Есть на свете места,
где теплей и сытней,
где спокойнее, мягче и тише,
но России моей нет на свете милей.
Здесь — живешь.
Здесь — Есенин.
Здесь — дышишь.