«Л. Толстой не пытается создавать идеалы; он берет жизнь, как она есть…» Это суждение
современницы писателя прямо относится к тем женским образам романа «Война и мир» — Соня, княжна Марья, Наташа Ростова, — которые вызывают явную симпатию автора и большинства читателей.
В Наташе Ростовой бросается в глаза переизбыток жизни. Первая встреча с ней на страницах романа оставляет у читателя впечатление свежей молодости, неукротимого движения. «…Вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка… и остановилась на середине комнаты. Очевидно было, что она нечаянно, с не рассчитанного бега, заскочила так далеко». В этой маленькой сцене заключается сжатая проекция всей будущей судьбы Наташи, которая, безоглядно отдавшись чувствам к Анатолю Курагину, «заскочила слишком далеко», но в конце концов остановилась, повзрослела, вышла замуж за Пьера, обрела смысл жизни в семье.
Юная Наташа — это «черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка» — мечтает стать танцовщицей и так поет, что у слушателей «дух захватывает от восхищения». Толстого привлекает и распахнутость Наташи в мир природы. Ростову потрясает красота лунной ночи: «Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало». Наташа несет в себе удивительную свежесть чувств, родниковую чистоту детского взгляда на вещи. Для нее, действительно, «все впервые». Она беспрерывно открывает для себя очарование и прелесть мира. Многое напоминает в Наташе Татьяну Ларину Пушкина. Именно «русская душа» сближает героинь «Войны и мира» и «Евгения Онегина». Мы видим, как Наташа танцует «По улице мостовой» в гостях у
дядюшки. «Где, как, когда всосала в себя — эта графинечка, воспитанная эмигранткой-француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы?.. Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка». Святки,
гадание вместе с Соней переносят Наташу в романтический, таинственный мир народных
поверий и обычаев.
Сущность жизни Ростовой — любовь. Наташа всех любит: и безропотную Соню, и мать-графиню, и отца, и Николая, и Петю, и Бориса Друбецкого, которому клялась в вечной преданности. Она так очаровательна, что не только благородный Денисов, но и умный карьерист Борис Друбецкой всерьез увлечен ею, хотя «женитьба на ней — девушке почти без состояния — была бы гибелью его карьеры».
Первый бал Наташи Ростовой… Мы чувствуем трепетную «готовность героини на величайшую радость и на величайшее горе», страстное желание быть приглашенной на танец. «В сравнении с плечами Элен… ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо». Именно своей молодостью, естественностью привлекает Наташа и Андрея Болконского. «…Едва
он обнял этот тонкий, подвижный стан и она зашевелилась так близко от него и
улыбнулась так близко от него, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим». А Наташа оказалась «на той высшей ступени
счастья, когда человек делается вполне добр и хорош».
Переизбыток жизни, неопытность — источник ее ошибок, необдуманных поступков. Мать с тревогой чувствует, что «чего-то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет
счастлива». Именно образ Наташи является ключом к пониманию философской стороны
романа. История с Анатолем Курагиным особенно поучительна. Проблема человеческой свободы, главная в романе, выходит здесь на первый план. «Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака
Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы
согласиться бежать с ним! — этого Пьер не мог понять и не мог себе представить», —
пишет Толстой. Как совместить человеческую свободу и законы человеческого общежития, здравого смысла, морали? Свободен ли человек? Где границы человеческой свободы? Эти вопросы неотступно преследуют Толстого, и он пытается дать на них свой ответ.
Любовь к князю Андрею с новой силой пробуждается в Наташе после отъезда из Москвы с обозом, в котором оказывается и раненый Болконский. Примирение князя Андрея с Наташей вполне соответствует мыслям о «любви к ближнему». Смерть Болконского лишает жизнь Наташи главного смысла, смысла любви, но известие о гибели Пети заставляет героиню Толстого преодолеть собственное горе, чтобы удержать мать от безумного отчаяния. Наташа «думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни — любовь — еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь».
Отношение Наташи к Пьеру свидетельствует о «проницательном сердце» героини. Сравнивая Бориса Друбецкого с Безуховым, Наташа говорит о Петре Кирилловиче: «Безухов — тот синий, темно-синий, с красным, и он четвероугольный». Здесь чутко угадана искренняя доброта Пьера, его милая угловатость, непосредственность.
После замужества Наташа отказывается от светской жизни, «от всех своих очарований», от пения, от красивых нарядов. «Одна старая графиня, материнским чутьем понявшая, что все порывы Наташи имели началом только потребность иметь семью, иметь мужа.;. — одна мать удивлялась удивлению людей, не понимавших Наташи, и повторяла, что она всегда знала, что Наташа будет примерною женой и матерью», — пишет Толстой. Наташа далека от интеллектуальных и политических исканий Пьера. Взаимопонимание супругов основано не на разуме, не на суждениях, умозаключениях и выводах, а на способности
«с необыкновенною ясностью и быстротой понимать и сообщать мысли друг друга, путем
противным всем правилам логики». Таков идеал семейного счастья, при котором
отсутствуют перегородки лжи и отчужденности между людьми. Таков толстовский идеал «мира».
Дети, как и Пьер, составляют главный смысл жизни Наташи, которая «пополнела и поширела, так что трудно было узнать в этой сильной матери прежнюю тонкую, подвижную Наташу. Черты лица ее определились и имели выражение спокойной мягкости и ясности. В ее лице не было, как прежде, этого непрестанного горевшего огня оживления, составлявшего ее прелесть. Теперь часто видно было одно ее лицо и тело, а души вовсе не было видно. Видна была одна сильная, красивая и плодовитая самка». Таков художественный ответ Толстого на требования женской эмансипации. Эмансипация, по мысли писателя, конечно, возможна — достаточно эмансипированы Анна Павловна Шерер, Элен Курагина, Жюли Карагина — но счастливой женщину она не сделает никогда.
Образ Наташи в эпилоге романа вызвал споры современников Толстого. Поэт А. А. Фет писал о Ростовой: «Мы поняли… что ее не тянет петь, а тянет ревновать и напряженно
кормить детей. Поняли, что ей не нужно обдумывать пояса, ленты и колечки локонов.
Все это не вредит целому представлению о ее духовной красоте. Но зачем было напирать на то, что она стала неряха? Это может быть в действительности, но это нестерпимый
натурализм в искусстве…» Не согласился с эпилогом романа И. С. Тургенев, упрекавший
Толстого: «Отчего это у него непременно все хорошие женщины не только самки — даже дуры? И почему он старается уверить читателя, что коли женщина умна и развита, то непременно фразерша и лгунья?»
Представление Льва Толстого о «женщине в собственном смысле» могут быть, разумеется, оспорены, но именно в наше сложное время, когда часто распадаются семьи и утрачиваются многие нравственные ориентиры, к мнению великого художника стоит внимательно прислушаться.