Тема нравственного отступничества и искупления в романе М. А. Булгакова “Мастер и Маргарита”

В духовной атмосфере сегодняшнего общества, много лет назад отторгнутого от религии (“большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о боге”, – с гордостью говорит Берлиоз) остро ощутима нехватка высших нравственных образцов. По давней российской традиции их ищут в писателях. И не будет преувеличением сказать, что именно М. А. Булгаков и есть тот самый образец. Его роман “Мастер и Маргарита” – уникальное произведение. Оно сочетает в себе и философские вопросы, и элементы фантастики, и мистику, и социальную сатиру. Но, по-моему, главной является тема нравственного выбора героев, тема отступничества и искупления.

Два человека отражают в романе эту тему: Понтий Пилат и Мастер. Они оба повинны в самом страшном, по мнению Иешуа и Булгакова, грехе – в трусости. Казалось бы, кто мог бы обвинить в трусости “жестокого пятого прокуратора Иудеи”? Ведь Пилат, не жалея себя, бросался в атаку, ведя за собой конницу. Получив же в свои руки власть, став прокуратором Иудеи, он сам оказался во власти страхов и сомнений. В тот час, когда он впервые видит перед собой Иешуа Га-Ноцри, в памяти его встает образ другого человека с “запавшим беззубым ртом”, язвой на лбу и золотым венцом на плешивой голове – образ императора Тиверия.

“Закон об оскорблении величества…” – звучит в ушах Пилата гнусавый голос. Всесильный прокуратор на самом деле бессилен что-либо предпринять для спасения бродячего философа. Пилат боится личной ответственности и посылает на смерть невинного человека. И тут же ему на ум приходит мысль о бессмертии, и бессмертие кажется ему тягостным бременем.

После того как свершилось непоправимое, Пилат пытается загладить свою вину, успокоить свою совесть, послав убийц к Иуде. Но это его действие – не главное, главное – его раскаяние, осознание своей вины. Страданий Пилата снять нельзя, потому что останется в силе его поступок и потому что Пилат сам никогда не простит его себе.

С Мастером дело обстоит по-другому. Талантливый и честный человек, он пишет великолепный, смелый по замыслу роман об Иисусе Христе и Понтии Пилате. Такая тема не могла вызвать одобрения в официальных литературных кругах Советской России. Но, подчиняясь велению сердца, мастер все же создает свой роман. Однако отстоять свое детище ему оказывается не под силу. Не выдержав давления, предательства, Мастер морально сломался. Он добровольно отказывается от самого дорогого, самого важного человеческого качества, от того, что делает человека человеком, – от разума. Это одна сторона его греха. Другая, еще более страшная, состоит в том, что мастер предал самого себя. Он сжег рукопись романа. Так же как Пилат, он боится реакции властей. Отличие состоит в том, что Пилат боится только за себя; больше ему бояться не за кого – он любит только свою собаку.

Мастер же боится не только и не столько за себя, сколько за свою возлюбленную. Позже, когда Воланд возвращает ему роман, квартиру, наконец, любовь, когда должна наступить счастливая жизнь, становится ясно, что мастер никогда уже не будет прежним. Он не осознает, что совершил грех. Поэтому ему отказано в свете. Булгаков награждает его лишь покоем. Однако сам по себе “покой” в том виде, в котором он предлагается Мастеру, конечно, не награда. Напомню, что получает его Мастер все-таки из рук Воланда, а не из рук Иешуа – это не случайность.

Если считать Мастера творцом, а именно таковым мнил он себя “заносясь в гибельные выси”, то ничего страшнее такого “покоя” придумать для него просто невозможно, ибо здесь он раз и навсегда обрекается на бессмысленные действия. Трагедия Мастера – отраженная трагедия Булгакова-автора. Он вообразил себе и подарил читателю праведно устроенный мир, в котором при всех реальных тяготах человеческая жизнь имеет и защиту, и прощение, и оправдание, и нравственный смысл. Но сам он неподвластен чуду, которое защитило бы его.

Раскаявшийся Пилат, условно говоря, прошедший две тысячи лет чистилища, получает возможность общения с Богом, в конце концов, оказывается достойным света, то есть, в традиционном христианском понимании, рая.