Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие.
А. Островский
Пьеса “Гроза” была написана в 1859 году. Это было время, когда русское общество жило напряженным ожиданием реформ. В образах Кабанихи и Дикого Островский показал, как “темное царство” самодурства и тирании начинает давать трещину и сами самодуры уже чувствуют страх перед непонятными им явлениями нового, перед надвигающимися переменами.
Начинается пьеса картинами чудесной природы, казалось бы, и жизнь этого города должна быть красивой и счастливой. Но купцы-самодуры создали в нем “мир тупой ноющей боли, мир тюремного гробового безмолвия”. Рядом с красотой существует другая жизнь – уродливая, страшная. Здесь царят невежество и зависть, обман и лицемерие, грубость и жестокость.
В комедии Островского “В чужом пиру похмелье” так определяется значение слова “самодур”: “Самодур – это называется, коли вот человек никого не слушает: ты ему хоть кол на голове теши: а он все свое. Это – дикий, властный человек, крутой сердцем”. Таким самодуром в пьесе является Савел Прокофьевич Дикой.
Дикой осознает свою силу – силу денежного мешка. Поэтому так дорожит он каждой копейкой, поэтому так раздражают его встречи с Борисом, которому он должен отдать часть наследства. Дикой прекрасно понимает, что Борис зависит от него, и откровенно над ним куражится. Безропотность жертвы, ее смирение как будто еще больше разжигают Дикого: унижениям и оскорблениям с его стороны нет конца. Спасаясь от ярости распоясавшегося Дикого, домашние прячутся на чердаках и в чуланах. Самодуры-купцы “не от воров запираются, а чтоб люди не видали, как они своих домашних поедом едят да тиранят! И что слез льется за этими запорами, невидимых и неслышимых!”
Благодаря деньгам Дикой держит в руках всю округу. Он напоминает Кулигину, что тот червяк перед ним: “Захочу – помилую, захочу – раздавлю”. Окрик Дикого вызван не только тем, что Кулигин просит у него денег на солнечные часы и громоотвод: самодуру доставляет удовольствие показать свою силу, свою безнаказанность. Невежество Дикого проявляется в этом разговоре, он цепко держится за старые порядки, за суеверные представления, на которых покоится “темное царство”. Новое вызывает в нем сопротивление, он топает ногами в ярости. Но грубая, давящая сила, которая заставляет склоняться “младших и бедных”, исчезает как только она встречает сопротивление. И грозный Дикой становится тихим и покладистым.
Хранительницей доморощенных законов в пьесе выступает Кабанова, которая искренне убеждена, что если не соблюдать этих законов, никакого порядка не будет. На ее стороне “ложная мудрость” прошлых веков. Она говорит от целого поколения, постоянно употребляя нравоучительные суждения: “Не очень-то нынче старших уважают”, “Ведь от любви родители и строги к вам бывают, от любви вас и бранят-то”. Только и слышатся из ее уст попреки за несоблюдение отживших правил. Она “грызет свою жертву долго и неотступно” ; заставляет Катерину кланяться мужу при расставании; ругает ее за то, что она “не воет” на людях, провожая мужа.
Новые порядки кажутся Кабанихе нелепыми. Она хочет заставить всех жить по старинке. “Что будет, как старики перемрут, как будет свет стоять. Уж и не знаю”, – беспокоится она. Властолюбию ее нет границ. Кабаниха превратила сына в безвольное существо. Несчастный Тихон выполняет все ее приказы, боясь материнского гнева. Маменька велела, и он бранит и бьет Катерину, хотя в душе и жалеет ее. Боится возразить матери и Варвара, хотя “про себя” иронизирует над матерью, осуждает ее: “Не уважишь тебя, как же!” “Нашла место наставление читать!” Варвара убеждена, что без притворства здесь не проживешь. И только Катерина открыто заявляет о своем человеческом достоинстве.
Своим бездушным деспотизмом и ханжеством, желанием сохранить старинный уклад жизни Кабаниха доводит семью до полного развала: погибла Катерина, сбежала Варвара, а Тихон, безвольный человек, потерял всякую способность думать и жить самостоятельно. Тупая, невежественная, считающая паровоз “огненным змием”, она окружает себя такими же мракобесами, как и сама. Ее умственные интересы не идут дальше нелепых рассказов Феклуши о странах, “где все люди с песьими головами”, где правят “султан Махнут турецкий” да “султан Махнут персидский”.
Но как бы крепко ни охраняла Кабаниха все старое, уходящее, новое властно пробивалось в жизнь, подрывало основы домостроевских порядков. Символический характер приобретают слова Феклуши о том, что наступают “последние времена” и даже “время-то стало в умаление приходить”. Действительно, патриархальный мир кабановых и диких доживает последние дни. Над ним собирается гроза.