И. А. БУНИН
ТЕМНЫЕ АЛЛЕИ
“В холодное осеннее ненастье, на одной из больших тульских дорог, залитой дождями и изрезанной многими черными колеями, к длинной избе, в одной связи которой была казенная почтовая станция, а в другой частная горница, где можно было отдохнуть или переночевать, пообедать или спросить самовар, подкатил закиданный грязью тарантас с полуподнятым верхом, тройка довольно простых лошадей с подвязанными от слякоти хвостами”.
На козлах сидел крепкий темноликий мужик, похожий на старинного разбойника. Вез он старика-военного со строгим и усталым взглядом.
Приезжий вошел в дом. Его встретила темноволосая красивая женщина, похожая на пожилую цыганку. Это была хозяйка. Она приветливо встретила гостя: “Добро пожаловать, ваше превосходительство”. Когда она назвала военного по имени, Николай Алексеевич, он понял, что это его старая знакомая. Стали выяснять, что же случилось за то время, пока они не виделись. Господа дали этой женщине вольную, замужем она не была… А не была потому, что очень когда-то любила этого самого Николая Алексеевича. Военный смутился: “Ведь не могла же ты любить меня весь век!” “Значит, могла. Сколько ни проходило времени, все одним жила. Знала, что давно вас нет прежнего, что для вас словно ничего и не было, а вот… Поздно теперь укорять, а ведь, правда, очень бессердечно вы меня бросили, – сколько раз я хотела руки на себя наложить от обиды от одной, уж не говоря обо всем прочем. Ведь было время, Николай Алексеевич, когда я вас Николенькой звала, а вы меня – помните как? И все стихи мне изволили читать про всякие “темные аллеи”, – прибавила она с недоброй улыбкой”.
Всю красоту, всю молодость отдала женщина Николаю. Не смогла она простить обиду: “Как не было у меня ничего дороже вас на свете в ту пору, так и потом не было. Оттого-то и простить мне вас нельзя. Ну да что вспоминать, мертвых с погоста не носят”.
А Николай Алексеевич был женат. Любил жену без памяти. А она бросила его еще оскорбительней, чем Николай хозяйку этого дома. Сын вырос наглецом: “Думаю, что и я потерял в тебе самое дорогое, что имел в жизни”.
Не выдержал мужчина этой встречи, этого разговора. Уехал раньше времени. “Да, пеняй на себя. Да, конечно, лучшие минуты. И не лучшие, а истинно волшебные! “Кругом шиповник алый цвел, стояли темных лип аллеи…” Но, боже мой, что же было бы дальше? Что, если бы я не бросил ее? Какой вздор! Эта самая Надежда не содержательница постоялой горницы, а моя жена, хозяйка моего петербургского дома, мать моих детей? И, закрывая глаза, качал головой”.