Традиции Гоголя и Салтыкова-Щедрина в сатире Маяковского

Поэт Маяковский в наше сознание, в нашу культуру вошел как “агитатор, горлан-главарь”. Он действительно шагнул к нам “через лирические томики, как живой с живыми говоря”. Его поэзия громка, неуемна, неистова. Ритм, рифма, шаг, марш – все эти понятия ассоциируются с творчеством поэта и выражают его особенности. Это действительно поэт-гигант. И истинная оценка его творчества еще впереди, потому как он слишком масштабен, объемен, его поэзия никак не вмещается в узкий и тесный мир наших привычных мыслей и забот.

Маяковский – поэт разносторонний. Он мог писать обо всем в равной степени талантливо и необычно. Поэтому его поэзия так многолика: это и плакаты РОСТА с краткими и меткими надписями, и поэмы о целой стране, и антивоенные стихи 10-х годов, и нежные, возвышенные поэмы про любовь. Особую группу составляют произведения, обличающие пошлость, мещанство, обывательство и бюрократизм. В них Маяковский остается верен традициям русской литературы, так как продолжает тему, начатую еще Фонвизиным, Грибоедовым, Гоголем и Салтыковым – Щедриным. Если рассмотреть стихотворения Маяковского “О дряни” и “Прозаседавшиеся”, то можно заметить, что поэт широко использует целый спектр комических приемов для описания бюрократов и мещан, чьи желания не простираются дальше “тихоокеанских голифищ” и стремления “фигурять” в новом платье “на балу в Реввоенсовете”. Поэт использует и разящие эпитеты, и яркие сравнения, и неожиданные аллегории, но особенно ярко вскрывают суть порока гипербола, сарказм и гротеск.

Можно провести параллель между “Прозаседавшимися” и “Ревизором “. И стихотворение Маяковского, и пьеса Гоголя – законченные литературные произведения, хотя и разных жанров, в которых присутствуют все элементы конфликта: завязка, кульминация и развязка. Начало обоих произведений гиперболично: в стихотворении Маяковского это безнадежные попытки чиновников попасть сразу на несколько заседаний, где обсуждается “покупка склянки чернил”, а в пьесе Гоголя – ошибка чиновников, от ужаса принявших проходимца Хлестакова за ревизора. Кульминация представляет собой гротеск. В “Прозаседавшихся”:

И вижу, сидят людей половины. О, дьявольщина! Где же половина другая?

Здесь кульминация наступает быстро, скачкообразно, буквально в нескольких строках Маяковский доводит ситуацию до абсурда. Более плавен переход к кульминации в “Ревизоре”, но по своей абсурдности она не уступает “Прозаседавшимся” и включает такие, например, ситуации, как самобичевание унтер-офицерши, просьба Бобчинского довести до сведения его императорского величества, что в “таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинский”. В финале “Ревизора” Гоголь отразил свою веру в силу и справедливость высшей власти, в неотвратимость наказания. Развязка “Прозаседавшихся ” иронична, что, вероятно, свидетельствует о том, что Маяковский понимал живучесть и неистребимость бюрократизма. Если обратиться к стихотворению Маяковского “О дряни”, то здесь мы найдем и гротеск – в образе ожившего Маркса, призывающего свернуть головы мещанским канарейкам, и гиперболический эпитет “тихоокеанские галифища”, и саркастическое выражение “мурло мещанина”, и сравнение “зады, крепкие, как умывальники “. Поэт без стеснения употребляет эти тропы и стилистические фигуры при описании обывательского быта, который “страшнее Врангеля”.

Эти стихотворения можно соотнести с пафосом творчества Салтыкова – Щедрина. В его произведениях сарказм, гротеск и гипербола встречаются буквально на каждой странице, особенно в “Диком помещике”, “Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил”, “Истории одного города”. В своих произведениях Салтыков-Щедрин часто использует элементы фантастики. Подобным приемом пользуется и Маяковский в пьесе “Клоп”, где Пьер Скрипкин переносится в будущее.

В. В. Маяковский следовал традициям Гоголя и Салтыкова-Щедрина не только в использовании художественных приемов, но и в самой тематике своих сатирических произведений, направленных против косности мышления, бюрократического и мещанского сознания и обывательской пошлости. Традиции русской сатиры далее были продолжены и развиты такими мастерами слова, как Булгаков, Ильф и Петров, Фазиль Искандер.