Федор Иванович Тютчев (23 ноября (5 декабря) 1803, Овстуг, Брянский уезд, Орловская губерния – 15 (27) июля 1873, Царское Село) – русский поэт, дипломат, консервативный публицист, член-корреспондент Петербургской АН с 1857 г. Родился Федор Иванович 23 ноября 1803 г. в селе Овстуг, Брянского уезда Орловской губернии, в дворянской семье. В доме, “совершенно чуждом интересам литературы и в особенности русской литературы”, исключительное господство французского языка уживалось с приверженностью ко всем особенностям русского стародворянского и православного уклада.
Тютчев Получил домашнее образование под руководством Семена Раича, ставшего также впоследствии учителем Михаила Лермонтова. Раич оказал большое влияние на умственное и нравственное развитие Федора Ивановича. Превосходно овладев классиками, Тютчев Не замедлил испытать себя в поэтическом переводе. Послание Горация к Меценату, представленное Семеном Раичем обществу любителей российской словесности, было прочтено в заседании и одобрено значительнейшим в то время московским критическим авторитетом – Мерзляковым; вслед за тем произведение четырнадцатилетнего переводчика, удостоенного звания “сотрудника”, было напечатано в XIV части “Трудов” общества. Тютчев продолжил гуманитарное образование на Словесном отделении в Московском университете.
Получив в 1821 году кандидатскую степень, Федор Иванович Тютчев в 1822 году был отправлен в Петербург на службу в Государственную Коллегию Иностранных Дел и в том же году уехал за границу с своим родственником графом фон Остерманом-Толстым, который пристроил его внештатного атташе российской дипломатической миссии в Мюнхене. За границей он прожил, с незначительными перерывами, двадцать два года.
Пребывание в живом культурном центре оказало значительное воздействие на его духовный склад. В 1826 г. он женился на баварской аристократке, Элеоноре Петерсон, урожденной графине Ботмер, и их салон сделался средоточием интеллигенции. У Федора Ивановича и Элеоноры было три дочери, старшая из них, Анна, позже выходит замуж за Ивана Аксакова. К многочисленным представителям немецкой науки и литературы, бывавшим в гостях у Тютчева, принадлежал Гейне, стихотворения которого Федор Иванович тогда же стал переводить на русский язык; перевод “Сосны” (“С чужой стороны”) напечатан в “Аонидах” за 1827 г. Сохранился также рассказ о горячих спорах Тютчева с философом Шеллингом. В 1826 г. в альманахе Погодина “Урания” напечатаны три стихотворения Тютчева, а в следующем году в альманахе Раича “Северная Лира” – несколько переводов из Гейне, Шиллера (“Песнь радости”), Байрона и несколько оригинальных стихотворений.
В 1833 г. Тютчев, по собственному желанию, был отправлен “курьером” с дипломатическим поручением на Ионические острова, а в конце 1837 г. – уже камергер и статский советник, – он, несмотря на свои надежды получить место в Вене, был назначен старшим секретарем посольства в Турин.
Пароход “Николай I”, на котором семья Тютчева Едет из Петербурга в Турин, терпит бедствие в Балтийском море. При спасении Элеоноре и детям помогает плывший на том же пароходе Иван Тургенев. Эта катастрофа серьезно подкосила здоровье Элеоноры Тютчевой. В 1838 году она умирает. Тютчев Настолько опечален, что, проведя ночь у гроба покойной супруги, поседел за несколько часов.
Однако уже в 1839 Тютчев Сочетается браком с Эрнестиной Дернберг (урожденной Пфеффель), связь с которой, по всей видимости, имел еще будучи женатым на Элеоноре. Первая жена, крайне раздосадованная изменой супруга, пыталась даже покончить с собой. Сохранились воспоминания Эрнестины об одном бале в феврале 1833, на котором ее первый муж почувствовал себя нездоровым. Не желая мешать жене веселиться, господин Дернберг решил уехать домой один. Обратившись к молодому русскому, с которым разговаривала баронесса, он сказал: “Поручаю вам мою жену”. Этим русским был Тютчев. Через несколько дней барон Дернберг умер от тифа, эпидемия которого охватила в то время Мюнхен. Как и первая, вторая жена Тютчева не знала ни слова по-русски и лишь впоследствии изучила родной язык мужа, чтобы понимать его произведения.
За самовольную отлучку в Швейцарию в то время как на него были возложены обязанности посланника, Тютчев был отставлен от службы и лишен звания камергера. Федор Иванович вновь поселился в любимом Мюнхене, где прожил еще четыре года.
За все это время его поэтическая деятельность не прекращалась. Он напечатал в 1829-1830 годах несколько превосходных стихотворений в “Галатее” Раича, а в “Молве” 1833 г. появилось его замечательное “Silentium” , лишь много позже оцененное по достоинству. В лице И. С. Гагарина он нашел в Мюнхене ценителя, который не только собрал и извлек из-под спуда заброшенные автором стихотворения, но и сообщил их Пушкину, для напечатания в “Современнике”; здесь в течение 1836-1840 годов появилось около сорока стихотворений Тютчева под общим заглавием “Стихотворения, присланные из Германии” и за подписью Ф. Т. Затем в течение четырнадцати лет произведения Тютчева не появляются в печати, хотя за это время он написал более пятидесяти стихотворений.
В 1843 году Федор Тютчев встретился с всесильным начальником III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярия А. Х. Бенкендорфом. Итогом этой встречи стала поддержка императором Николаем I всех инициатив Тютчева В работе по созданию позитивного облика России на Западе. Тютчеву дали добро на самостоятельное выступление в печати по политическим проблемам взаимоотношений между Европой и Россией.
Большой интерес Николая I вызвала анонимно опубликованная Тютчевым брошюра “Россия и Германия” (1844). Эта работа была предоставлена императору, который, как сообщил родителям Тютчев, “нашел в ней все свои мысли и будто бы поинтересовался, кто ее автор”.
Активность Тютчева Не осталась без внимания. Вернувшись в Россию в 1844 году, он вновь поступил в министерство иностранных дел (1845), где с 1848 года занимал должность старшего цензора. Совсем не печатая в эти годы стихотворений, Тютчев выступает с публицистическими статьями на французском языке: “Письмо к г-ну доктору Кольбу” (1844), “Записка царю (1845), “Россия и революция” (1849), “Папство и римский вопрос”(1850), а также позднее, уже в России написанная статья “О цензуре в России” (1857). Две последние являются одними из глав задуманного им под впечатлением революционных событий 1848-49 гг., но не завершенного трактата “Россия и Запад”.
Весьма невелико было также число ценителей Поэзии Тютчева. В 1850 году он нашел выдающегося и благосклонного критика в лице Некрасова, который (в “Современнике”), не зная лично поэта и делая догадки о его личности, высоко ставил его произведения. И. С. Тургенев, собрав при помощи семьи Тютчевых, но – по мнению И. С. Аксакова – без всякого участия самого поэта, около ста его стихотворений, передал их редакции “Современника”, где они были перепечатаны, а затем вышли отдельным изданием (1854). Собрание это вызвало восторженный отзыв (в “Современнике”) Тургенева. С этих пор поэтическая слава Тютчева – не переходя, однако, известных пределов – была упрочена; журналы обращались к нему с просьбой о сотрудничестве, стихотворения его печатались в “Русской Беседе”, “Дне”, “Москвитянине”, “Русском Вестнике” и других изданиях; некоторые из них, благодаря хрестоматиям, становятся известными всякому русскому читателю в раннем детстве ( “Весенняя гроза” , “Весенние воды” , “Тихой ночью поздним летом” и др.).
Изменилось и служебное положение Тютчева. В 1857 г. он обратился к князю Горчакову с запиской о цензуре, которая ходила по рукам в правительственных кругах. 17 апреля 1858 г. действительный статский советник Тютчев был назначен Председателем комитета иностранной цензуры. На этом посту, несмотря на многочисленные неприятности и столкновения с правительством, Тютчев Пробыл 15 лет, вплоть до своей кончины. 30 августа 1865 г. Тютчев был произведен в тайные советники, тем самым достигнув третьей, а фактически и даже второй степени в государственной иерархии. Его личный взгляд на должность цензора хорошо определен в экспромте, записанном им в альбом его сослуживца Вакара: “Веленью высшему покорны, у мысли стоя на часах, не очень были мы задорны… – Грозили редко и скорей не арестантский, а почетный держали караул при ней”. Дневник Никитенко – сослуживца Тютчева – не раз останавливается на его стараниях оградить свободу слова. В 1858 г. он возражал против проектированной двойной цензуры – наблюдательной и последовательной; в ноябре 1866 г. “Тютчев в заседании совета по делам печати справедливо заметил, что литература существует не для гимназистов и школьников, и что нельзя же ей давать детское направление”. По словам Аксакова, “просвещенное, разумно-либеральное председательство в комитете, нередко расходившееся с нашим административным мировоззрением, а потому под конец и ограниченное в своих правах, памятно всем, кому было дорого живое общение с европейской литературой”. “Ограничение в правах”, о котором говорит Аксаков, совпадает с переходом цензуры из ведомства министерства народного просвещения в министерство внутренних дел.
В начале семидесятых годов Тютчев Испытал подряд несколько ударов судьбы, слишком тяжелых для семидесятилетнего старика: вслед за единственным братом, с которым его связывала интимная дружба, он потерял старшего сына и замужнюю дочь. 4 декабря 1872 года поэт утратил свободу движения левой рукой и ощутил резкое ухудшение зрения, его начали одолевать мучительные головные боли. Утром 1 января 1873 года, невзирая на предостережение окружающих, поэт пошел на прогулку, намереваясь посетить знакомых. На улице с ним случился удар, парализовавший всю левую половину тела. 15 июля 1873 в Царском Селе Тютчев скончался. 18 июля гроб с телом поэта был перевезен из Царского села в Петербург и похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря.
Литературное наследие Федора Ивановича Тютчева относительно не велико: несколько публицистических статей и около пятидесяти переводных и двухсот пятидесяти оригинальных стихотворений, среди которых довольно много неудачных. Среди остальных зато есть ряд перлов философской лирики, бессмертных и недосягаемых по глубине мысли, силе и сжатости выражения, размаху вдохновения. Дарование Тютчева, столь охотно обращавшегося к стихийным основам бытия, само имело нечто стихийное; в высшей степени характерно, что поэт, по его собственному признанию выражавший свою мысль тверже по-французски, чем по-русски, все свои письма и статьи писавший только на французском языке и всю свою жизнь говоривший почти исключительно по-французски, самым сокровенным порывам своей творческой мысли мог давать выражение только в русском стихе; несколько французских стихотворений его совершенно незначительны. Автор “Silentium”, он творил почти исключительно “для себя”, под давлением необходимости высказаться пред собой и тем уяснить себе самому свое состояние. В связи с этим он исключительно лирик, чуждый всяких эпических элементов. С этой непосредственностью творчества Аксаков пытался привести в связь ту небрежность, с которой Тютчев относился к своим произведениям: он терял лоскутки бумаги, на которых они были набросаны, оставлял нетронутой первоначальную – иногда небрежную – концепцию, никогда не отделывал своих стихов и т. д. Последнее указание опровергнуто новыми исследованиями; стихотворные и стилистические небрежности действительно встречаются у Тютчева, но есть ряд стихотворений, которые он переделывал, даже после того как они были в печати. Бесспорным, однако, остается указание на “соответственность таланта Тютчева с жизнью автора”, сделанное еще Тургеневым: “…от его стихов не веет сочинением; они все кажутся написанными на известный случай, как того хотел Гете, т. е. они не придуманы, а выросли сами, как плод на дереве”.
Идейное содержание философской лирики Тютчева Значительно не столько своим разнообразием, сколько глубиной. Наименьшее место занимает здесь лирика сострадания, представленная, однако, такими захватывающими произведениями, как “Слезы людские” и “Пошли, Господь, свою отраду” . Невыразимость мысли в слове (“Silentium”) и пределы, поставленные человеческому познанию ( “Фонтан” ), ограниченность знания “человеческого я” ( “Смотри, как на речном просторе” ), пантеистическое настроение слияния с безличной жизнью природы (“Сумерки”, “Так, в жизни есть мгновения” , “Весна” , “Еще шумел весенний день”, “Листья” , “Полдень” , “Когда, что в жизни звали мы своим”, “Весеннее успокоение” – из Уланда), одухотворенные описания природы, немногочисленные и краткие, но по охвату настроения почти не знающие равных в нашей литературе (“Утихла буря”, “Весенняя гроза”, “Летний вечер” , “Весна”, “Песок сыпучий” , “Не остывшая от зною” , “Осенний вечер” , “Тихой ночью” , “Есть в осени первоначальной” и др.), связанные с великолепным провозглашением самобытной духовной жизни природы ( “Не то, что мните вы, природа” ), нежное и безотрадное признание ограниченности человеческой любви ( “Последняя любовь” , “О, как убийственно мы любим” , “Она сидела на полу” , “Предопределение” и др.) – таковы господствующие мотивы философской поэзии Тютчева.
Но есть еще один мотив, быть может наиболее могучий и определяющий все остальные; это – с большой ясностью и силой формулированный покойным В. С. Соловьевым мотив хаотической, мистической первоосновы жизни. “И сам Гете не захватывал, быть может, так глубоко, как наш поэт, темный корень мирового бытия, не чувствовал так сильно и не сознавал так ясно ту таинственную основу всякой жизни, – природной и человеческой, – основу, на которой зиждется и смысл космического процесса, и судьба человеческой души, и вся история человечества. Здесь Тютчев действительно является вполне своеобразным и если не единственным, то наверное самым сильным во всей поэтической литературе”. В этом мотиве критик видит ключ ко всей поэзии Тютчева, источник ее содержательности и оригинальной прелести. Стихотворения “Святая ночь” , “О чем ты воешь, ветр ночной” , “На мир таинственный духов”, “О вещая душа моя” , “Как океан объемлет шар земной” , “Ночные голоса”, “Ночное небо” , “День и ночь” , “Безумие” , “Mall’aria” и др. представляют собой единственную в своем роде лирическую философию хаоса, стихийного безобразия и безумия, как “глубочайшей сущности мировой души и основы всего мироздания”. И описания природы, и отзвуки любви проникнуты у Тютчева этим всепоглощающим сознанием: за видимой оболочкой явлений с ее кажущейся ясностью скрывается их роковая сущность, таинственная, с точки зрения нашей земной жизни отрицательная и страшная. Ночь с особенной силой раскрывала пред поэтом эту ничтожность и призрачность нашей сознательной жизни сравнительно с “пылающею бездной” стихии непознаваемого, но чувствуемого хаоса. Быть может, с этим безотрадным мировоззрением должно быть связано особое настроение, отличающее Тютчева: его философское раздумье всегда подернуто грустью, тоскливым сознанием своей ограниченности и преклонением пред неустранимым роком.