УРОК МУЖЕСТВА И ДУШЕВНОЙ СТОЙКОСТИ (по поэме А. А. Ахматовой “Реквием”)
Поэма А. Ахматовой “Реквием” – в истории русской литературы произведение уникальное. Само его создание – акт величайшего мужества и душевной стойкости, ведь оно создавалось в разгар сталинских репрессий, буквально по горячим следам страшных событий. Если бы власти узнали о существовании такого произведения, последствия были бы непредсказуемы.
А. Ахматова прекрасно понимала это, однако не писать “Реквием” не могла.
В “Реквиеме” поэтесса говорит о собственной трагедии – аресте сына. Но она не одинока “под красною ослепшею стеною”. В тюремных очередях конца 30-х годов, по словам А. Ахматовой, “одни бабы стояли”.
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Поэма соткана “из бедных, у них же подслушанных слов” простых русских женщин. Она звучит как хоровое пение, потому что единственным аккомпанементом здесь может быть только тишина и редкие отдаленные удары похоронного звона. В канун погребального дня. Это – состояние объятых горем людей, голосом которых стала А. Ахматова:
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун погребального дня.
Годы террора обернулись для многих людей сумерками сознания и ” обмороком духовным “, со страшными симптомами ломки и распада личности, не выдерживающей испытания болью и горем. Мужество поэта в том, что он не отворачивается от этого, не замыкается в собственной трагедии, а говорит о других с состраданием и сочувствием:
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх…
Улыбка вянет на устах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
Но еще большее душевное напряжение необходимо было для того, чтобы дать почувствовать страдающим людям, что в своей трагедии они не одни, что нет отдельных страдающих личностей, но есть одна и та же беда, случившаяся и с женами декабристов (“каторжные норы”), и со “стрелецкими женками”. Их безумие, их беды, их смерти уже неотличимы друг от друга.
Так поэт восходит к изначальной и вневременной сути происходящего. Символом всеобщей беды и вины стало озаренное светом Евангелия одиночество Матери, скорбящей о сыне:
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
Поэт словно творит новейший апокриф, замечая то, о чем не говорят ни Матфей, ни Марк, ни Лука. О Матери, стоящей при кресте Иисуса, есть лаконичное упоминание в Евангелии от Иоанна.
Ужас времени опустошает золотые соты поэзии, заглушает музыку стиха. Но А. Ахматова осталась поэтом, единственным в России поэтом, заглянувшим в бездну народного горя и сказавшим всю правду о сталинском лихолетье – тогда же, а не через годы. Стихи и сегодня кровоточат. Потому что это настоящая поэзия и нельзя ее забыть.