При Наполеоне такой юноша, как Жюльен Сорель, мог быстро сделать блестящую карьеру. Но политические ветры в тот момент, когда мы встречаемся с молодым героем Стендаля, дуют уже в иную сторону. Жюльен Сорель неоднократно убеждается в этом. “Как-то раз, прогуливаясь в одиночестве по семинарскому саду, он услышал разговор каменщиков, чинивших ограду:
-Ну, вот, пришел и наш черед. Новый набор объявили!
-Да, когда тот был – что же, в добрый час! Из каменщика ты офицером делался, а то и генералом, видали такие случаи.
-Теперь, брат, уже не увидишь! Одна голытьба в солдаты идет. А тот, у кого в кармане позвякивает, дома остается”.
Жюльен доволен тем, что вовремя догадался переменах. Во Франции правит король, которого окружают никчемные люди, подобные мэру города Верьера господину де Реналю. Они если и снисходят до представителей третьего сословия, то только в двух случаях: когда у тех есть деньги, желательно большие, тогда голос аристократа звучит ниже и вкрадчивее; и тогда, когда “люди голубой крови” нуждаются в них как в слугах, в этом случае аристократы смотрят на них с нескрываемым презрением. Ни то, ни другое Жюльена не устраивало. А господин де Реналь обращался с воспитателем своих детей, как с прислугой. Он, при всяком удобном случае подчеркивающий древность своего рода, получает одновременно удовольствие, постоянно унижая достоинство Жюльена, совсем как безграмотный старик Сорель, но более утонченно.
Однажды в присутствии Жюльена господин де Реналь начал швырять камни в крестьянскую девочку, осмелившуюся пройтись запретной дорожкой его сада. Жюльен воспринимает эту скотскую выходку мэра как личное оскорбление и предупреждение на свой счет: “Всяк сверчок знай свой шесток”. “Такие минуты делают робеспьерами”,-замечает Стендаль. И эта вскользь брошенная писателем реплика помогает читателю представить, что в тот момент творилось в душе Жюльена Сореля – одаренного и честолюбивого простолюдина.
Господин де Реналь, хозяин города и “владелец замка”, соперничающий в пошлости с презираемыми им же самим мещанами, ведет себя как заправский буржуа по отношению к воспитателю своих детей. Еще бы, ведь он и “родовит”, и при деньгах, а Жюльен Сорель не обладает ни тем, ни другим. Поэтому отказ Жюльена от “подарка” госпожи де Реналь, хотя и искреннего, но унижающего достоинство юноши, вызывает страшное негодование господина де Реналя: “Как!.. И вы допустили, что вам отказал ваш слуга?” Сам же господин мэр в свое время не смог отказаться от “гвоздильной фабрики”, хотя уже с 1815 г. “стыдится того, что он фабрикант”.
Ничуть не лучше ведут себя столичные аристократы. С той только разницей, что Жюльен, как представитель третьего сословия, недостоин даже того, чтобы над ним потешались. “Мы обходим молчанием, – замечает Стендаль, – множество всяких маленьких приключений, которые могли бы выставить Жюльена в смешном виде, если бы он по своему положению не считался, в сущности, недостойным того, чтобы над ним потешались”.
Стендаль, проведя своего героя через все пытки оскорбленной гордости, которыми Жюльену приходилось расплачиваться за свое продвижение в обществе, с сарказмом рисует верхушку французской государственной пирамиды. Все эти завсегдатаи особняка графа де Ла-Моль, кичащиеся своими родословными, готовы, без тени смущения, ради расправы с инакомыслием, предать родину, призвав на защиту своих сословных привилегий иностранные войска. Ну что ж, может быть, и прав был брат мадемуазель де Ла-Моль, в преддверии революции 1830 г., предупреждая свою сестру относительно Жюльена: “Берегись этого молодого человека с его энергичным характером!.. Начнись опять революция, он всех нас отправит на гильотину”.