Письма Татьяны и Онегина резко выделяются из общего текста пушкинского романа в стихах, помогают лучше понять героев, и даже сам автор выделяет эти два письма: внимательный читатель сразу заметит, что они отличаются от строго организованной “онегинской строфы”, здесь – иной стих.
Письмо Татьяны к Онегину… Его писала юная уездная барышня (как известно, по-французски), вероятно, переступая через серьезные нравственные запреты, сама пугаясь неожиданной силы своих чувств:
Я к вам пишу – чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Теперь я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать…
Уже в этих строках – вся Татьяна. Гордость, ее понятие о приличиях страдают оттого, что ей приходится первой признаваться в любви мужчине. В глубине души Татьяна наверняка была уверена во взаимности. Она предполагает, что могла бы быть счастлива с другим, и в этом предположении есть доля столь несвойственного ей кокетства; но тут же стремительность чувств в ней берет верх: “Другой!.. Нет, никому на свете не отдала бы сердца я…”. Резкий, внезапный переход на “ты” – как бы случайный, неосознанный. Почему?.. Татьяна здесь и в последующих строках предельно открыта, абсолютно откровенна. Она рассказывает о своих чувствах, ничего не скрывая, честно и прямо: Вообрази: я здесь одна, Никто меня не понимает, Рассудок мой изнемогает, И молча гибнуть я должна. Так вот что искала она в Онегине!.. Понимание. Онегин с его светской пресыщенностью казался ей, юной деревенской девочке, человеком необыкновенным – а значит, способным ее понять. Но Татьяна сама осознает ужас своего поступка, безнравственного в глазах света (но не в ее собственных!), и пишет:
Кончаю. Страшно перечесть…
Стыдом и страхом замираю…
Но мне порукой ваша честь,
И смело ей себя вверяю…
Какая сила и простота в этих словах!.. И вновь – переход на “вы”… Опомнилась, спохватилась, пожалела о собственной смелой искренности (“страшно перечесть”), но – ни единого слова не исправила. Вот она – Татьяна Ларина, героиня романа.
Онегин не таков. Кстати, не надо забывать, что Онегин в начале романа и в конце его – это разные люди. Письмо пишет “второй” Онегин, изменившийся за время странствий, вновь способный любить. Как и Татьяна, он переступает через неписаные законы общественной нравственности – пишет любовное письмо замужней даме:
Предвижу все: вас оскорбит
Печальной тайны объясненье.
Какое горькое презренье
Ваш гордый взгляд изобразит!..
Здесь не стремительный юный порыв Татьяны, а глубокое чувство зрелого человека. Понимая, что он может повредить репутации Татьяны, Онегин ни в коей мере не ставит ее под удар, ничего не просит:
Нет, поминутно видеть вас,
Повсюду следовать за вами,
Улыбку уст, движенье глаз
Ловить влюбленными глазами…
Вот и все, о большем он не смеет сказать. Теперь это совсем другой человек. Прежний Онегин – тот самый, что дал такую строгую отповедь Татьяне в парке, – не смог бы полностью подчиниться такому чувству, не смог бы так любить:
И, зарыдав, у ваших ног
Излить мольбы, признанья, пени,
Все, все, что выразить бы мог,
А между тем притворным хладом
Вооружать и речь и взор…
Онегин не может (и не смеет, и не имеет права!) выразить иначе свою любовь. Он вынужден притворяться. И в итоге герой признает себя побежденным:
Но так и быть: я сам себе
Противиться не в силах боле;
Все решено: я в вашей воле
И предаюсь моей судьбе.
Заметим, что здесь – почти дословное повторение письма Татьяны: “Все решено: я в вашей воле”, – пишет Онегин, а она: “Теперь, я знаю, в вашей воле…”. Быть “в чужой воле”, зависеть от кого-то – и счастье и несчастье одновременно. Пушкин любит своих героев, но не жалеет их: они должны пройти сложный и тернистый путь нравственного совершенствования, и два письма, таких близких по смыслу и таких разных по его выражению, – этапы этого сложного пути.