Я пропал, Как зверь В Загоне, Где-то люди, Воля, свет, А за мною шум погони, Мне наружу Хода Нет…
Что же сделал я За пакость,
Я Убийца и злодей?
Б. Пастернак
Что же за “пакость” сделал своей стране этот человек? Почему за ним “шум погони”? Оказывается, он посмел опубликовать за рубежом давно написанный роман “Доктор Живаго”, Который на Родине никто не хотел печатать. Чиновники от литературы боялись, что он расшатает устои Советского государства.
О чем же этот “крамольный роман”? О судьбе личности, захваченной бурей, вихрем, метелью революционных лет:
Мело, мело по всей земле Во все пределы…
Как похоже на блоковское “ветер, ветер на всем белом Свете…”. Революционные события предстают в романе во всей их обнаженной сложности. Они не укладываются в голые хрестоматийные схемы общепринятых описаний в учебнике истории.
В центре романа образ Юрия Андреевича Живаго – лирического героя Б. Пастернака, который в прозе остается лириком. Многие страницы “Доктора Живаго” автобиографичны, особенно те, что посвящены поэтическому творчеству, ведь врач Юрий Живаго – тоже поэт. “Перед нами вовсе не роман, а род автобиографии самого Пастернака… Это духовная автобиография Пастернака”, – утверждает Д. С. Лихачев. И с этим трудно не согласиться. За страницами, описывающими Юрия Живаго, встает собирательный образ русской интеллигенции, которая не без колебаний и духовных потерь приняла революцию. Трагедия Живаго – в постоянных сомнениях и колебаниях, однако в нем есть решимость духа не поддаваться соблазну однозначных и непродуманных решений. Он стоит как бы “над схваткой”, ощущая громадность совершающихся помимо его воли, несущих его событий, “метущих по всей Земле”. Его восприятие революционных лет, как мне кажется, очень созвучно восприятию волошинского лирического героя из стихотворения “Гражданская война”:
А я стою один меж них В ревущем пламени и дыме И всеми силами своими Молюсь за тех и за других.
Жена Живаго Тоня, любящая своего мужа, само его существо, все в нем – “все особенное… все выгодное и невыгодное… облагороженное внутренним содержанием”, – лучше других угадывает суть его личности, личности созданной, чтобы пропускать через себя эпоху, нисколько в нее не вмешиваясь.
События Октябрьской революции входят в Живаго, как входит в него сама природа, он их чувствует, слышит, но не осмысляет логически, не хочет осмыслять, он воспринимает их как природный катаклизм, историческую трагедию России: “Так было уже несколько раз в истории. Задуманное идеально, возвышенно – грубело, овеществлялось. Так Греция стала Римом, так русское просвещение стало русской Революцией”.
Что такое Россия для интеллигента Юрия Живаго, который гибельно заблудился в революции и оказался между двух лагерей, точно так же, как он метался между двумя женщинами – Ларой и Тоней, – каждую из которых он любил своей особой любовью? Россия – это, прежде всего, для него живое чудо Природы. Она тоже соткана из противоречий, полна двойственности. Живаго любит Россию, и эта любовь вызывает в нем беспредельное страдание: “…Россия, Его несравненная, за морями нашумевшая, знаменитая
Родительница, мученица, упрямица, сумасбродка, шалая, боготворимая, с вечно величественными и гибельными выходками, которых никак нельзя предвидеть!..” Поразительная по точности характеристика, в которой слились воедино и боль и любовь. И опять вспоминается волошинское: “горькая детоубийца – Русь!” И удивительно совпадает мироощущение пастернаковского и волошин-ского героев. Юрий Живаго после слов “никогда нельзя предвидеть” пишет: “О, как сладко существовать! Как сладко жить на свете и любить жизнь! О, как всегда тянет сказать спасибо самой жизни, самому Существованию…” А у Волошина:
Может быть, такой же жребий выну,
Горькая детоубийца – Русь!
И на дне твоих подвалов сгину,
Иль в кровавой луже поскользнусь,
Но твоей Голгофы не покину,
От твоих могил не отрекусь.
Доконает голод или злоба,
Но судьбы не изберу иной:
Умирать, так умирать с тобой
И с тобой, как Лазарь, встать из гроба!
“На дне преисподней”, 1922 г.
Интересно также появление библейских образов у обоих авторов, которым революция виделась как всемирная, вселенская катастрофа, сопоставимая с распятием Иисуса Христа.
В восприятии исторического процесса, судя по Роману, Б. Пастернак был последователем Л. Н. Толстого, отрицавшего роль личности в истории, и во многом фаталистически воспринимавшего ее ход. Истории никто не делает, ее не видно, как нельзя увидать, как трава растет, все происходит помимо воли человека – таково убеждение Б. Пастернака. В этом отношении характерно сопоставление в романе судеб Антипова-Стрельникова и Живаго. То, что они оба связаны с Ларой, вовсе не случайно. Из классической литературы нам известно, что некоторые женские образы как бы олицетворяют собой Россию. Например, Татьяна Ларина – у А. С. ПушкинА, Татьяна Марковна Бережкова – в “Обрыве” А. И. ГончаровА, русские женщины Некрасова, тургеневские девушки и т. д. Можно сказать, что Лара – это тоже Россия, сама жизнь. “…Чистейшая, Как хрусталь сверкающая, как камни ее свадебного ожерелья – Лара Гишар. Очень Вам удался портрет ее, портрет чистоты, которую никакая грязь… не очернит и не запачкает… Она живая в романе. Она знает что-то более высокое, чем все другие герои романа, включая Живаго, что-то более настоящее и Важное…” – писал об этой героине Варлам Шаламов. Следовательно, в противопоставлении Живаго – Стрельников ощущается символический смысл. Жестокий, волевой Стрельников воюет на стороне красных. Тонкая, наблюдательная Лара отмечает, что от этого “…живое Человеческое лицо его стало олицетворением, принципом, изображением Идеи”. Его бронепоезд беспощадно подавляет всякое сопротивление революции, но он бессилен ускорить или замедлить ход событий. И
В итоге судьба военспеца Антипова-Стрельникова, Выброшенного из жизни, и судьба Юрия Живаго почти одинакова:
Но продуман распорядок действий, И неотвратим конец пути…
Продуман за них кем-то Другим, они оба втянуты а водоворот жизни.
Об этом философские размышления в стихах Юрия Живаго – Бориса Пастернака, помещенных после эпилога романа. И все-таки, вопреки всему, они полны веры в подлинную ценность силы духа и “тайной свободы” человека, всюду остающегося самим собой. В них отразилось понимание Б. Л. Пастернака истории как части природы, в которой человек участвует помимо своей воли.
В стихах отразилось также пастернаковское определение творчества: символический образ зажженной свечи.
И все терялось в снежной мгле,
Седой и белой.
СвечаГорела на столе,
Свеча горела.. .
“Свеча горела* было одним из первоначальных названий романа “Доктор Живаго*. Через все перипетии века светит нам эта свеча… Огонь этой свечи проникал и проникает в души тех, кому пастернаковское творчество освещало жизненный путь, был Варлам Тихонович Шаламов, человек трагической и, увы, типичной для советских людей судьбы. В трудные для Б. Пастернака годы всеобщей травли он написал ему следующее: “…Вы – совесть нашей эпохи… Вы – честь времени. Вы в нем Жили”. Закончить свои размышления о романе Б. Пастернака, писателя-гуманиста, хочется его стихами:
Верю я, придет пора – Силу подлости и злобы Одолеет дух добра!